Сергей Слюсаренко
НОВАЯ ЗОНА
КОЛЛЕКТИВНОЕ СОЗНАТЕЛЬНОЕ
Ярко-красный горизонт перед восходом солнца обещал, что сегодня подует ранний верховик — злой, холодный байкальский ветер. Вадим, стоя у окна, поежился. Ранние холода испортят последнюю неделю отпуска в этом райском уголке. И хотя это был никакой не отпуск, а реабилитационный период, холодная погода могла все планы свести на нет. Через десять дней Вадиму предстояло лететь в Москву, и это время он хотел провести только с сыном, который тоже проходил реабилитацию в кремлевском санатории на берегу озера.
Когда кровь рассвета растворилась в небе, стало понятно, что примета не врала. По воде побежали морщинки ряби, и в окно ударили первые порывы ветра. Гусенок недовольно загудел, плотнее закутался в одеяло. Вчерашний поход вымотал его, и он отсыпался. Малахов понимал, что по возвращению домой он будет редко видеться с мальчиком, сын для начала поживет у бабушки, матери Вадима. Нужно обустроиться, наладить новую жизнь. Радовало одно, что Ольга разрешила, чтобы Андрюшка остался с отцом. Хотя что-то говорило Вадиму, что его бывшие коллеги побеседовали с ней, и не раз, убедив принять нужное решение.
— Ну, что я могу сказать. — Лечащий врач говорил, не глядя на Вадима, уставившись в бумажки на столе. — Всё свидетельствует о том, что процесс вашего восстановления, скажем так, физической реабилитации, прошел успешно. Что касается вашего эмоционально-психического состояния… Я не вижу никаких отклонений, а эмоциональные травмы, я уверен, после нашей терапии скоро залечатся. В общем, я выписываю вас с чувством хорошо выполненной работы. Желаю удачи.
— А сын? — спрашивая, Вадим пытался рассмотреть, что написано у врача в бумажках. — Как он? Ведь для ребенка пребывание в Зоне…
— По поводу вашего сына, Андрея, надо поговорить отдельно, — врач замялся. — Вы же сами понимаете, что Зона — не место для молодого, несформировавшегося организма. И у нас просто нет опыта, клинического опыта, чтобы предположить, насколько пострадал или не пострадал ребенок. Я думаю, те странности… я хочу надеяться, это просто обычная детская реакция на невероятные события, которые он пережил. Ваш сын просто пока мысленно находится там и не всегда может справиться, адаптироваться к реальному миру.
— Он ведь был там всего несколько дней, — попытался возразить Малахов.
— Вы ведь сами знаете, какие это были несколько дней. — Врач покачал головой. — Так что за ним надо наблюдать. Я слышал, что у вас неполная семья?
— Он некоторое время поживет у своей бабушки, моей матери, пока я разберусь с делами и обустрою жилье. Потом будет жить со мной.
— Я дам вам направление в нашу клинику в Москве. Пусть его там поставят на учет. И умоляю, следите за ним. Детская психика такая хрупкая.
Последние дни на Байкале пролетели незаметно. За несколько минут до отъезда в аэропорт Иркутска к домику, где жил Малахов, подъехало такси. Меланхоличный водитель погрузил в багажник два небольших чемодана, и Вадим с сыном устроились на заднем сиденье. Андрей порывался сесть рядом с шофером, но отец напомнил ему, что надо подождать до четырнадцати лет.
Дорога проходила в полном молчании под негромкие песни из автомагнитолы. Вадиму музыка была совершенно незнакома и безразлична, он просто смотрел из окна на бесконечную холодно-серую воду Ангары, вдоль которой стелилось шоссе. Андрей, увидев встречное авто, практически точно такое, как их такси, неожиданно произнес:
— Ё-Тваё!
— Ты чего? — не понял Малахов.
— Ну ты, пап, совсем, «Ё-Тваё» от «Ё-Маё» отличить не можешь?
— Я не понимаю, о чем ты, — ответил Вадим.
— А вы, наверное, за границей долго жили? — вмешался водитель. — Пацан правильно заметил! Мы на «Ё-Маё» едем.
— Да, за границей, — не стал вдаваться в подробности Вадим.
— Ну, пап, — стал объяснять Андрюшка, — «Ё-Маё» — это ё-мобиль московского автозавода ё-мобилей. А «Ё-Тваё» — это ё-мобиль тверского завода ё-мобилей.
— Во, молодец мальчик. Все правильно! — кивнул водитель.
Малахов и вправду вспомнил, что несколько лет назад писали в газетах о новом народном автомобиле, но никак не мог предположить, что такой автомобиль уже бегает по дорогам.
— Ну и как «ё-машина»?
— Ну как… как все на «ё»! — хохотнул шофер.
На регистрации в аэропорту, не обращая внимания на протянутый паспорт и билет, Вадима попросили поднести руку к светящейся стеклянной площадке на стойке. Вадим поднес, но реакция у девушки-регистраторши была неожиданной. Она настороженно посмотрела на Малахова, затем растерянно оглянулась. В конце концов она взяла из рук Вадима паспорт и билеты и, бурча под нос что-то про сектантов, ввела данные в компьютер.
Через пять часов полета самолет приземлился в Домодедово. На выходе Вадиму помахал рукой незнакомый человек.
— Я пресс-секретарь Центра Василий Миронов, — официально представился встречающий. — Руководство ждет вас, и я от его имени рад видеть вас дома. Пойдемте, на выходе ждут машины.
Малаховых встречали большой черный автомобиль и ярко-оранжевое такси. Вадим попрощался с сыном, Андрей должен был поехать к бабушке.
Первое, что сразу отметил Вадим, — модель машины незнакомая, такие форма кузова и значок на капоте ему раньше не встречались. Сделана машина была явно за границей. При Малахове руководство Центра придерживалось некоего шика — использовать в работе только отечественные машины, желательно классических ГАЗовских моделей.
Мелькали за окном очертания родного города. Москва казалась совсем другой. Новые дома, новые, сверкающие краской фасады. Приятно удивило отсутствие пробок на дороге. Реклама, захватившая город в тот год, когда Вадим отправился с группой в Зону, исчезла, фасады домов очистили от баннеров, плакатов, мерцающих огней и привели в исходный вид.
Здание Центра снаружи оставалось таким же, как и пять лет назад, — невзрачный административный корпус с двором-колодцем, широким парадным и мрачным полицейским-охранником на ступеньках. Однако за входными дверями уже не было привычной проходной и строгого прапорщика с малиновыми погонами. Вместо него установили турникет, похожий на вертушку метро. По ту сторону уже не было гражданского со спиралькой-наушником в ухе и выпирающей из-под пиджака кобурой. Его место занял обычный человек среднего возраста с беджиком «Охрана» на полувоенном пиджаке. Охранник показал пальцем на плакетку турникета. Вадим сразу вспомнил аэропорт и приложил руку. Немедленно взвыл зуммер тревоги.