Макс Мах - Квест империя

Автор обращает внимание читателей на тот факт, что в целях сокращения количества сущностей, с которыми приходится иметь дело, везде, где это возможно, используются земные аналоги представителей животного и растительного царств, а также социальных, культурных, религиозных и экономических явлений и понятий в применении к иным мирам и народам, их населяющим.

Отдельно следует сказать несколько слов относительно личных имен и части географических названий. Как часто случается и в земных языках, перевод имен собственных невозможен в принципе. Но и то, как произносится имя на том или ином языке и как оно звучит, скажем, по-русски, «две большие разницы». Так, например, следует иметь в виду, что верхнеаханский – так называемый блистательный – диалект общеаханского литературного языка включает 18 йотированных дифтонгов – гласных звуков (типа я, е, ю). Кроме того, имеются три варианта звука й, и 23 гласных звука (типа а, о, у), различающихся по длительности (короткий, средний, длинный, очень длинный). Соответственно то, что мы, к примеру, можем записать и произнести по-русски, как личное имя Йя, есть запись целой группы различных имен. В данном случае это четыре личных имени, три из которых женские, а одно – мужское, и еще два слова, одно из которых существительное, обозначающее местный кисломолочный продукт на северо-западе Аханского нагорья, а второе – глагол, относящийся к бранной лексике. Соответственно запись имен и географических названий, данная в тексте, есть определенная форма графической и фонетической (звуковой) условности.

Другая трудноразрешимая проблема касается отдельных религиозных, исторических и литературных реалий миров империи. Автор решает ее некоторым количеством сносок в тексте.

– Садись, – сказал Рябов и буквально втолкнул Ланцова в кресло перед монитором. – Смотри!

Ланцов смотрел на Рябова и не мог отделаться от мысли, что случилось что-то ужасное. Рябов был явно не в себе, а на памяти Ланцова такое случилось впервые. Леонид Андреевич всегда отличался собранностью, выдержкой и холодной расчетливостью. Но сейчас он был бледен, глаза лихорадочно блестели, губы были плотно сжаты, и Ланцов боялся признаться самому себе, что знает, почему они сжаты. Чтобы не дрожали!

«Да что же такое происходит? – думал он с оторопью, почти с ужасом, пока подошедший к компу с другой стороны Рябов вставлял CD диск и что-то быстро играл тонкими нервными пальцами на клаве. – У нас что, переворот? Или президента, не дай господи…»

Но додумать он не успел.

– Смотри! – приказал Рябов, в голосе которого явно слышались истеричные нотки. – Да не на меня! На экран смотри!

Это была оперативная съемка. Ланцов за годы работы в конторе видел их без счета, впрочем, такого он не видел никогда.

Двое мужчин неопределенного возраста и красивая молодая женщина вошли в лобби отеля. Что-то во внешнем виде этих людей насторожило его, но сосредоточиться на этой мысли не получилось, потому что Ланцов узнал гостиницу. Он тут же хотел спросить Рябова, не связано ли это со вчерашним инцидентом, но в следующее мгновение ему стало не до вопросов. Ланцов увидел такое, чего не бывает на самом деле, потому что быть не может; такое если и случается, то только и исключительно в кино. Но не в таком кино, какое эксперт-аналитик Ланцов смотрел сейчас, а в настоящем кино, которое с каскадерами, комбинированными съемками и компьютерной анимацией.

Кто-то – Ланцов видел только затылок вошедшего в кадр мужчины – сказал:

– Ничего личного, Федор Кузьмич.

И это было все, что успел сказать незнакомый Ланцову мужчина.

Сколько времени требуется, чтобы сказать эту фразу? Такой вопрос Ланцов непременно задал бы себе несколько позже. И он легко мог получить на него ответ. 25 звуков, произнесенных спокойным ровным голосом со скоростью 12 и три десятых звука в секунду. Чуть больше двух секунд. На самом деле меньше, потому что при повторном замедленном просмотре стало очевидно, что человек, начавший произносить эту фразу, умер на 22 звуке и фразу не закончил. Это мозг Ланцова дополнил незаконченное до целого, но последние два с половиной звука умерли вместе с говорившим. Вероятно, Ланцов – будь у него время и возможность – узнал бы из записи не только это, но и многое другое, однако не привелось.

А тогда, в первое мгновение, он просто не понял, что происходит. Спокойный ритм записи был сломан. Экран буквально взорвался, наполнившись хаотичным движением и выплеснув на Ланцова каскад громких звуков.

– Что это? – спросил он, поворачиваясь к Рябову, и услышал свой голос как бы со стороны. Выяснилось, что Ланцов разом охрип.

– Что это? – спросил он, когда двухминутная запись прекратилась. – Она кто?

– Уже никто, – сказал из-за спины чужой холодный голос.

Ланцов вздрогнул и обернулся. В дверях стоял высокий кряжистый мужчина. Внешность у него была заурядная, и, кроме роста, он ничем не выделялся и не запоминался.

– Забудьте о ней, – сказал мужчина. – Она не должна вас более интересовать. У нас есть другие проблемы.

Вглядевшись в равнодушные прозрачные глаза незнакомца, майор Евгений Николаевич Ланцов узнал, что такое настоящий ужас.

– Станцуем? – предложил щенок.

– Нет, ваша светлость. – Капитан Сса Йоууйк повел ладонью вдоль груди, снимая с себя обвинение в трусости. – Сожалею, но я не танцор и не игрок в Жизнь. Мне нечем вам ответить.