Олег Синицын - Потерянная рота

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться…

Командир роты оторвался от окуляров бинокля и посмотрел на молодого незнакомого лейтенанта. Короткого взгляда было достаточно, чтобы оценить человека. Опущенные наушники у шапки на слабом десятиградусном морозе, испуганные глаза и дрожащие от волнения губы. Щенок еще.

Боровой вернул свой взор к противоположному холму.

— Ты не в царской армии, — произнес он. — Не загибай пальцы и не разворачивай ладонь, когда отдаешь честь.

Лейтенант напугано попытался исправиться, но получилось ещё хуже.

— Я к вам…

— Я понял. Ох, не вовремя ты!

— Меня направили, чтобы принять командование взводом!

— Да опусти ты свою дрянную руку! — произнес ротный, снова взглянув на лейтенанта. — Давно окончил курсы?

— Три дня назад!

— Сколько учился?

— Две недели!

Боровой не удержал смешок. Это было некрасиво, но он ничего не мог с собой поделать. Как можно научить человека быть лейтенантом за две недели, когда на это требуется минимум три месяца!

— Извини, — сказал Боровой. — Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, но скоро исполнится двадцать.

— Что ж… — Ротный повернулся и случайно увидел старшину, колючий взгляд которого отражал то же мнение о лейтенанте, что и мысли самого Борового. — Примешь первый взвод.

Взгляд молодого лейтенанта просветлел.

— А где они сидят?.. то есть, я хотел спросить…

— Первый взвод занимает правый фланг обороны. А найдешь их сам, понял? Это твое первое задание. — Боровой снова стал рассматривать в бинокль противоположный холм.

Лейтенант растерялся.

— Я ведь чужой для них. Как же я их найду?

— Найдешь-найдешь! — не отрываясь от бинокля, произнес Боровой.

Он поднял голову, словно услышав что-то.

— Все! — вдруг рявкнул ротный. — У тебя есть минута — полторы, чтобы найти свой взвод. Не справишься — отдам под трибунал за неисполнение приказа. Бегом!

Наклонив голову вперед, лейтенант бросился по окопу, но споткнулся и упал. Он спешно поднялся, сапоги скользили по снегу, руки в домашних вязаных перчатках пытались ухватиться за обледенелые стенки окопа.

— Что думаешь, Семен Владимирович? — спросил ротный, когда молодой лейтенант скрылся за бруствером.

— Может и не дожить до трибунала, — мрачно ответил старшина. Его голос был с хрипотцой, словно от долгого курения.

— Если не проявит сноровку и не справится с простым заданием — мне такой командир не нужен. Думаешь, есть в нем характер?

— Щенок безвольный.

— Не нужно таких выражений, Семен Владимирович.

— Ты спросил, я ответил.

Боровой в который раз посмотрел на противоположный холм, недовольно покачал головой, затем поверх ушанки натянул каску, туго стиснув ремешок под подбородком. Старшина тоже смотрел на холм, но как-то безучастно. Квадратной формы ушанка с красной звездой была надвинута почти на самые брови. Он не стал надевать каску, как Боровой. Казалось, что смерть была ему нипочем.

— До сих пор не можешь оправиться? — спросил Боровой.

— Не придумано ещё таких лекарств, — ответил старшина, выдохнув вместе со словами целое облачко пара.

— Каску надень, — приказал Боровой и ощутил на себе безучастный взгляд старшины.

— Ты и меня прикажешь под трибунал, за неисполнение приказа?

— Брось, Семен. Ты мне мертвый не нужен. Все вокруг плохо, а ещё тебе шальной осколок голову прошибет! На кого ты меня оставишь? На этого лейтенанта сопливого?

Из-за холма прорезался низкий, раскатистый гул, иногда прерывающийся, но приближающийся неотвратимо.

Мама милая! За что же? Как же так?

Молодой лейтенант Алексей Калинин, спотыкаясь, бежал по окопам и огневым ячейкам. Он перепрыгивал через сугробы, огибал молодые березки, иногда падал, поднимался и бежал опять.

Одна минута! Одна минута!

Его этому не учили. Никогда не учили! Более того, до этого момента с ним никто так не обращался. За время школьной учебы, за время двух лет, которые он провел в МГУ…

Мама милая! Почему же только одна минута? Всего одна, чтобы найти взвод и принять командование. Красноармейцы совсем не знают его! А что, если они не будут разговаривать с ним, или, ещё хуже, будут кричать на него! Он никогда не знакомился ТАК с людьми. Кто-то должен был представить его взводу, это обязательно! Этого требуют элементарные нормы поведения.

Калинин споткнулся о выставленный сук и свалился в траншею к какому-то солдату.

— Ты что? Ошалел, чума!

— Простите меня, — выбираясь из окопа, бормотал Алексей. — Искренне простите! Мне нужен первый взвод…

— Вали отсюда! — раздалось в ответ. Калинин кубарем скатился с горки.

Он замер, сидя на снегу. Сколько прошло времени? Он не знал. Прошла ли минута? Впрочем, ротный сказал, что, возможно, у Калинина есть полторы минуты. Почему?

Калинин внезапно услышал то, что не ушами, а чутьем определил ротный Боровой. Из-за холма, располагавшегося метрах в ста перед линией обороны, донесся низкий басовитый гул. Словно раскатистый гром душным летним вечером. Только это был не гром, да и на дворе стоял далеко не месяц июнь, а февраль 1942-ого года.

Калинин устремил свой взгляд на холм, словно надеясь, что тот внезапно станет прозрачным и откроет взору причину этого досаждающего гула. Голова Алексея вспотела, пока он бежал по окопам, и Калинин поднял наушники своей шапки на «рыбьем меху», намереваясь завязать их на макушке, но так и забыл это сделать, увидев, как из-за холма, словно черные птицы, выплыли два десятка немецких бомбардировщиков.

Вид вражеских самолетов на ясном зимнем небе настолько удивил Алексея Калинина, что он даже привстал. Шум двигателей самолетов усиливался, заполняя теперь все пространство от одной стороны горизонта до другой. Алексей, приоткрыв рот, пытался разглядеть крылья и кресты на них.

— Ты чего, хлопец! — раздался шик откуда-то снизу. — Быстро прыгай в окоп! Не то снесет башку — опомниться не успеешь!

Калинин прыгнул в окоп к окликнувшему его солдату. Украинец лет тридцати с хитрым лицом озорно подмигнул молодому лейтенанту и сказал: