Алексей Степанов
Сердце дезертира
У многих на Зоне есть свои присказки, а некоторые недостреленные юноши даже специально ими стараются обзавестись. Надеются, что если будут постоянно твердить какую-нибудь глупость, то однажды кто-то скажет: как говорит Бегун… Ну или Прыгун. Или Рыгун, тут уж как прозвали. Конечно, особо тупая молодежь, о которой и речь, придумывает клички еще до того, как угодить в Зону. Придет и скажет: «Я — Хаммер!», допустим. Или «Харлей Дэвидсон», или «Ковбой Мальборо», ну, в таком духе. Крутой молоток. Только кто же его станет так звать, как он сам решил? Для нормальных людей имена выбирают родители. В Зоне вместо родителей — старшие, так сказать, товарищи. Которые сперва дождутся, пока ты первую ходку сделаешь, обделаешься там как следует, и уж тогда назовут. Просто кто-то бросит словцо, а оно и прилипнет. И не Хаммер ты вовсе, а Десерт. Это я про одного паренька вспомнил, которого псы почему-то решили скушать последним и поэтому не успели. А он сидел, бестолково щелкал пустым затвором и ждал, когда к нему, такому сладкому, приступят. И хотя прошло много лет и Десерт давно не паникует, кличка осталась. Для нынешних отмычек он большой авторитет, и им слышится что-то романтично-пустынное. Да так, наверное, и есть, теперь-то. Но я отвлекся…
Так вот о присказках. Они не у всех есть, не так это просто, завести свой личный «слоган». Да его вообще невозможно завести самому, как и кличку, — если что толковое скажешь, люди без совета подхватят. Хотя что значит «толковое»? Никто не знает, о каком страусе талдычит Хемуль, но вот поди ж ты, прижилось. И, как сказал один страус, всем бы нам так жить. А вот Рябой, чуть дело плохо, советовал какому-то жандарму не унывать. Некоторые якобы знают, что это за жандарм, и какие у него неприятности, но молчат. Почему — непонятно, но так повелось. И теперь у них как бы свой клуб. И если в баре Рябой опять брякнет свое, они хитро так переглядываются.
Но вот что еще странно: отчего Рябого тогда не прозвали Жандармом? То есть понятно, что Рябым он стал после встречи со «жгучим пухом», но… Впрочем, не так это все важно. Рябой выкручивался из неприятностей в Зоне, сгоряча недоглядел, здорово обжегся и сам себе посоветовал не унывать. И правда: с одной стороны, ничего хорошего, а с другой — жив, зрение сохранил, что ж плохого? В Зоне не до красоты. Да и сказать, что Рябого сильно изуродовало, тоже нельзя. Просто следы на лице. Не романтический шрам, но и не кошмар какой-нибудь. Нос на месте. И те девчонки, что возле «Штей» работают, свой нос от его не воротят, когда Рябой при деньгах. Так, малоприятная ерунда приключилась. Дело только в том, что с Рябым постоянно приключается малоприятная ерунда. Зато часто довольно забавная, уж так ему на роду написано. Оттого Рябого и знают многие — приятно пересказать новую хохмочку. Хотя это в баре хохмочки, а в Зоне обычно не очень смешно.
В тот день он с Гошей и Насваем возвращался со Свалки. Обычная ходка, кости поразмять да на выпивку с закуской заработать. Сходили без приключений, взяли по мелочи хабара и уже подходили к Периметру.
— Стой! — сказал вдруг Рябой стонущим голосом. — Парни, не могу больше. Я быстро! Только, это самое… Туалетной бумагой поделитесь?
Гоша тихо выругался — возле Периметра шуметь не стоит, тем более что утром с этой стороны доносилась развеселая канонада. А Насвай захихикал. Конечно, туалетной бумаги ни у кого не оказалось, посоветовали Рябому воспользоваться лопушком. То есть, конечно, сперва Гоша ему советовал не валять дурака и потерпеть, но все бесполезно. Рябой, причитая, что вот он, мол, сегодня первый раз случайно оказался не готов, а друзья подвели, полез в кусты.
— Ты куда? — окликнул его Насвай. — Давай тут вали, мы отвернемся. А еще лучше махни водки и неси свое добро на ту сторону.
— Не могу! — коротко отозвался Рябой и полез еще глубже.
Сталкеры переглянулись, поправили оружие. Ситуация складывалась глупая — стоять и ждать. Чего можно ждать в Зоне, из которой они пока не вышли? Только неприятностей.
— Вот идиот… — прошипел Гоша. Он вообще отличался занудством. — Пока памперсов не купит, никуда с ним не пойду больше. Всегда что-нибудь не слава Богу.
— Ну, бывает же так? Может быть, в самом деле: вот шел, думал, что дойдет, а тут — все, приплыли! — предположил Насвай. — Со мной в Зоне не было, но иногда так припрет, что и кровососа подождать попросишь.
— Жрать не нужно всякую дрянь! Вообще перед ходкой лучше не жрать. Знали ведь, что быстро обернемся.
— Скажешь тоже, аскет. Я если не поем, то…
Насвай оборвал себя на полуслове, присел и вскинул к плечу «Калашников». Гоша повторил его маневр с запозданием в десятую долю секунды, а ничего не увидев в обозначенном напарником направлении, развернулся к Насваю спиной. Некоторое время было тихо, потом со стороны Зоны отчетливо хрустнула ветка. Насвай скользящим движением переместился к стволу сосны. Гоша бесшумно подобрался поближе, кинув тоскливый взгляд на кусты, в которых исчез Рябой.
— Там крупная тварь! — прошептал Насвай, мельком взглянув на датчик движения. — Но замерла. И наш дурак не двигается.
— Так, может, это наш дурак и был?
— Не, тяжелее…
Тянулись долгие секунды, но никто не появлялся. Гоша, поводя стволом, силился хоть что-то рассмотреть в «зеленке». В то, что ветка хрустнула под лапкой невинной белочки, а датчик показал Рябого, он в силу характера не верил. Хорошо бы еще просто собака или кабан. Хотя все равно хорошего мало — придется стрелять поблизости от Периметра, а «натовцы» сегодня нервные отчего-то.
— Сволочь! Ну куда он полез? Может, его там уже и нет! — едва слышным свистящим шепотом предположил Гоша. — Может, хана уже Рябому, а мы тут торчим, как подсвечники… Ждем, пока свечку вставят.
— Проверим?
— В компанию к нему захотел? Давай-ка сдавать к дороге. Жив — догонит.
Насваю предложение товарища не понравилось. Но Гоша, пусть и неформально, был старшим, а Рябой и в самом деле вел себя некорректно. Уж если приспичило наложить кучу во время ходки — сделай это со сверхзвуковой скоростью. А он ушел и пропал.
— Возле самого Периметра, — проворчал Насвай, на полусогнутых двигаясь следом на Гошей. — Ну, Рябой, вечно с тобой что-то случается… Покажись мне только!
И Рябой показался. Самой интересной своей, нахально обнаженной частью. Пятясь мелкими шажочками, выставив автомат перед собой, он удивительно быстро двигался по полянке мимо уже отошедших в сторону друзей. Едва успевшие сомкнуться за сталкером ветки кустов вновь раздвинулись, и появилась чернобыльская свинка, более известная как плоть. Уродливая тварь, всем своим видом будто требовавшая возмездия тем, кто вольно или невольно с ней такое сотворил, не спеша прыгала на единственной конечности прямо на Рябого словно зачарованная.