— У нее.
— Я так и подумал — раз не у нас, в «Ослике», то у Матрены. Короче, — Евграфыч цепко глянул по сторонам, — сегодня или, нет, лучше завтра вечером подваливай к нам.
— А что, — вполголоса спросил Айсман, — разговор какой серьезный намечается?
— Не… — старик поправил ремень карабина, — не намечается. Но ежли зайдешь, поговорить о чем будет. Ты, щенуля, хоть и сосунок, но сосунок правильный… с думалкой. А это по нонешним грустным временам куда ценнее иной седой башки. Считай: в «Ослике» из наших я, Лампочка, Матвей Ямпольских, Две Удочки, Женька Багрянцев… че мы, тему не нароем?
— Ну вы, я погляжу, окопались.
— Дык… в «Ослике» ж пойло свое — аппарат на кухне, прям из змеевика в кружку капает.
— У Матрены зато еда не в пример, — возразил Шемяка.
— Ну это кому что, щенуля, кому что… так ты подумай насчет зайти.
— Подумаю, — пообещал Сергей. — Да… Евграфыч… насчет работенки чего слышно? Намечается чего–нибудь в ближайшее?
— Вроде нет, — Евграфыч, сдвинув кепку, потер висок, нахмурился. — Я–то точно буду Юрку ждать, а он раньше конца июля навряд ли стронется.
— Чего так?
— А таратайка евойная на обратном пути чуть не сдохла. Верней, пару раз почти сдохла… думали уж, запрягаться придется, а то и вовсе… так что он ее в Сажино повез, а это пять дней дороги в один конец.
— Ясно. А вообще?
— В ва–абче… тихо. Разве что… — Евграфыч сделал паузу, — скупщик один вчера болтал мне, что его какая–то странная девка насчет следопытов пытала: кто, мол, и как…
— Хм. Что за барыга и что за девка?
— Скупщик — тезка твой, Сергей. Фамилии не помню… у него еще правое ухо наполовину срезано…
— Знаю, — быстро сказал Шемяка. — У него в подвале близь Западных ворот лавчонка, с черной такой вывеской. А девка?
— Тут я без малейшего понятия, — Евграфыч едва заметно повел плечами. — Барыга про нее сказал — чокнутая.
ШВЕЙЦАРЕЦ
Вихрастый не соврал — все «бу сде» в лучшем виде, и когда Швейцарец выходил из райкома, около витрины напротив уже собралось человек семь. Правда, вокруг стола для жучиных бегов в дальнем конце улицы народу толпилось как бы не больше…
А вот выглядывающая из–за его, Швейцарца, мотоцикла клетчатая кепка — это было и впрямь нечто удивительное.
Когда–то, давным–давно, Швейцарец возил с собой толстую цепь и здоровенный амбарный замок. Недолго — всего несколько месяцев. Затем он перестал возить цепь, а люди перестали приближаться к его машине ближе чем на три шага, и в последующие годы эта дистанция лишь увеличивалась.
Сейчас же он едва не перешел на бег. Но, пройдя несколько шагов, увидел торчащие из–под кепки уши, понял и оставшуюся часть пути отшагал прежним спокойно–размеренным шагом.
— Смотришь?
— Ага, — отозвался обладатель кепки, звонко чихнул и размазал носом по запястью очередное влажно–грязное пятно. — Твоя телега?
— Моя, — серьезно кивнул Швейцарец.
— Здоровская!
— Здоровская. Тебе девять или восемь?
— Годов? — обладатель кепки гордо выпятил грудь. — А вот и не угадал, не угадал! Семь полных и два месяца.
— Шляпа не жмет?
— Нормалек, — попытка мальчугана скопировать вальяжные нотки кого–то из старших заставила Швейцарца улыбнуться. — Самое то размер. И выглядит здоровски.
— Верю. Выглядит и в самом деле здоровски.
«Желтый с черным хорошо гармонирует, — мысленно добавил он, — и если ты когда–нибудь узнаешь, что означает слово «гармонирует», скорее всего согласишься со мной.
Проклятие, — с неожиданной тоской вздохнул он, — неужели я когда–то тоже был таким? С такой же несуразно тонкой шеей, лопоухий… Интересно, что же подумал Старик, когда эдакое чудо вышло к ним из тайги? Он никогда не рассказывал…
…а я никогда не спрашивал».
— А ты, выходит… — мальчишка отступил на шаг и, наклонив голову, разглядывал Швейцарца. Смотрел с любопытством, без малейшей тени страха — так на него последнее время редко кто глядел.
На миг ему вдруг показалось, что малой похож на Пашу, Человека–Птицу. Бред, мистика — как, спрашивается, семилетний пацан может быть схож со взрослым, у него еще пять раз все черты переменятся! Но все же Швейцарцу пришлось моргнуть, прежде чем наваждение спало.
— Этот… ну, тот самый.
— Выходит, — Швейцарец неторопливо обошел мотоцикл и присел на корточки. — И входит.
— Ну тот… которого все боятся.
— Что, так страшно выгляжу?
— Не… — мальчишка дернул подбородком. — А вот когда я только подойти к мотику хотел, меня одна тетка за рукав схватила. Я вырвался и подбежал, а она забоялась. Крикнула пару раз и убежала.
— Это все репутация.
— Репа–чего?
— Ре–пу–та–ция, — четко выделяя каждый слог, повторил Швейцарец.
— А чего это значит? — немедленно спросил мальчишка. — Когда все боятся, да?
— Вроде того. Ре–пу–та–ция — это когда все боятся, даже если ты ничего не делаешь.
— Совсем–совсем ничего? — с явным недоверием переспросил обладатель кепки.
— Почти.
Отчего–то ему сейчас очень не хотелось отвечать на вопрос: что же включает себя это самое «почти». В особенности — использовать в качестве примера витрину с головами.
Глупость, конечно же…
— Слышь… а чего тебя кличут так странно?
— Странно — это как?
— Ну, непонятно. У всех если кликухи так кликухи: Черный, ну или Хромуля… брательника вон моего, — мальчишка махнул ладонью вдоль улицы, — все норовят Сплющенным прозвать… у него физия и впрямь будто дверью прихлопнутая. Меня раньше Занозой звали, а сейчас уже три дня как — Метр–Кепки, во! А у тебя заковыристое, с ходу и не выговоришь. Швец–и–чего–то–там…
— Швейцарец.
— Во. Швец, царь и еще ларец, — мальчишка засмеялся. — Нерусское, что ли?
— А ты про Швейцарию никогда не слышал?
— Не. А чего это такое? Район за горами?
— Примерно, — Швейцарец выпрямился. — Это страна.
— Страна? — переспросил Метр–Кепки. — Как до войны было, Союз, Америка и все такое?
— Да.
— Так их же тю–тю, — удивленно присвистнул мальчишка. — Батя говорит, что ни одной не осталось. Кого не закидали, те либо Зимой повымерзли, либо позатопляло их после.
— Может быть, — отозвался Швейцарец. — С подавляющим большинством именно чего–то из перечисленного и произошло. Но лично я склонен считать, что если у этого правила есть исклю… Говоря проще, я думаю, что Швейцария уцелела.
— Она что, вся такая самая особенная была, эта твоя Швейцария?
— Да.
— А чем? — тут же требовательно вопросил Метр–Кепки.
Вместо ответа Швейцарец расстегнул плащ. Вытянул из левой кобуры пистолет, выщелкнул обойму и рукояткой вперед протянул оружие мальчишке.
— Ух ты! Здоровско!