Как он орал, бедолага. Про то, где именно меня похоронят, как, сколько раз, и с какой радостью господин майор будет плясать на моей сиротливой могилке. Я так заслушался, что не успел отвернуться и меня вывернуло еще раз. На ту же мишень. И тогда к хору обиженного и оскорбленного штабиста присоеденились остальные. Под такой аккомпанимент мы и летели все шесть часов.
Чтобы с грохотом упавшей аппарели услышать, как к нам вернулись вопли спятивших бабуинов, рвуших несчатные перепонки сиротинушек:
— Джам-джамп, макаки, шевели булками, уроды! Строиться!..
Ну, что, господа обезьяны. Вот мы и прибыли на Либертад, несколько тысяч тропических островов, сбитых в запутанный лабиринт посреди океана. Самое место для макак, увешанных оружием с ног до головы.
Джамп-джамп…
Выгрузка, выгрузка, выгру… Спина болела, руки отваливались, а мы как муравьи все перетаскивали барахло с места на место, расползаясь от забитого техникой аэропорта по всей округе. Над головой стоял грохот от заходящих на посадку «Барракуд» и «Анаконд»,[8] на силуэты которых спецназовцы только желчно плевались:
— Как всегда: комендатура сядет в столице, заплетет все колючкой, и будет гвоздить штурмовиками по любой тени поблизости. А мы поддержки с воздуха в джунглях не дождемся.
Умотавшись ближе к полуночи от этой муравьиной суеты, я собрался устроиться подремать, как по нашему временному лагерю в вытоптанном парке промчался ротный:
— На складах простыни выдают к спальникам. Я хапнул, сколько смог, твоя очередь! Шевелись, медицина, не спи, только «погоны» отоваривают!
— На кой нам простыни? Спальников все равно нет! — Я попытался было отбиться, но капитан был неумолим.
— Завтра покажу, бегом, бегом!
— И сколько просить? По штуке на солдата, или вагон? — попытался я пошутить.
Но мой седой командир лишь подтолкнул меня по направлению к вывеске «Склад бригады N…»:
— Бери два вагона, я обменяю. Ходовой товар, с утра уже не найдешь!
В итоге я потерял час от моего бесценного сна, но сумел дожать серого от недосыпания вещевика и добыл груду грязных серых простыней, которые тут же уволокли мои сослуживцы. Уже и не помню, на какие нужды я их записал: то ли для будущего полевого госпиталя, то ли как запасные материалы для перевязки…
Но ротный оказался прав — к утру половина добытой материи была распущена на лоскуты или покоилась в компактных скатках, а другую половину лихо обменяли соседям на запасные батареи, галеты и несколько коробок пустых мешков. Глядя на мой удивленный взгляд, Самсон смилостивился и объяснил:
— Отличная штука, док. Перчатки нам не дают, а лопатой и киркой будем руки сбивать без счета. Поэтому — обмотал правильно, и копать… От рассвета и до заката… И еще их обрабатывают чем-то, эти простыни, чтобы насекомые не жрали. Поэтому любые продукты лучше в дерюгу заворачивать, целее будет. Ну и как портянки неплохо пойдут. В дожди никакие носки не спасают…
В отличие от остальных, добродушный громила-пулеметчик стал называть меня «доком» сразу после того, как я довел до ума его сервоприводы. Насколько я понял, остальные столь уважаемое звание давали только тем врачам, кто лично с ними успел побывать под обстрелом и спас кому-то жизнь, спешно латая развороченную плоть. Но мне совершенно не хотелось таким образом подниматься в неофициальном «табеле о рангах». Хотя, кто меня спрашивал…
Утром нас распихали по шустрым авиеткам, и компактные машины повезли нагруженную сверх меры роту куда-то в горы, полукольцом обнявшие набитую войсками столицу. Свесив ноги в распахнутый бортовой люк, капитан Кокрелл допил остатки пива и швырнул пустую банку вниз, на засаженные ровной зеленью пригороды:
— Ну, пора и на «кладбище».
Я подавился влажным жарким воздухом и закашлялся. Довольный произведенным эффектом, ротный сунул мне в руки флягу с водой и пояснил:
— Не дрейфь, лейтенант, это мы так полевой лагерь называем.
— Я мла…
— Ой, хватит… Я быстрее себе язык сотру. У нас взводные через одного или лейтенанты, или старлеи. Как заваруха начнется, ты в погонах быстро «поднимешься». На капитана тебя утверждать будут долго, а до него взлетишь мигом.
— Мне и этих звезд хватает, — попытался я отшутиться и не смог сдержать любопытства: — А почему все же «кладбище»? Я в роте всего-ничего, но более суеверных людей еще не встречал! С чего бы это с загробным миром шутки шутить?
— Потому что счастливое это для нас название, правда, Суерта? **
** Suerte (исп.) — удача
Шустрый латинос, получивший от новых друзей из Конгеладо отличный автомат с прибором ночного видения, довольно кивнул и рассмеялся, вспоминая прошлое:
— О, да, коменданте! Как нас тогда потрошили! Месяц мы давили повстанцев на Карбучире, а потом власть сменилась, коммерсанты ввели наемников и дали нам прикурить. Как нас гоняли, это было что-то… Штурмовки, артобстрелы, даже танки разок сунули, чтобы жизнь медом не казалась. Мы тогда больше половины за неделю потеряли. И сумели закрепиться лишь на старом кладбище. До сих пор помню: мраморные гробницы, ангелочки с крылышками и тишина… До первого артналета.
— Зато как в склепах хорошо было, — поддержал веселого сержанта ротный. — Наверху пальба, шрапнель ангелочков в пыль перемалывает, а мы в прохладе отдыхаем… Так еще неделю и кантовались.
— А Саму помнишь? Как он в дозоре с разведкой наемников столкнулся?
Народ в авиетке захохотал. Судя по всему, только я был не в курсе бравых похождений нашего силача.
— О, да… Соорудил из какой-то черепушки каску и устроился в засаде. Три болвана на него вылезли, он и выскочил из кустов. Автомат заклинило, так орудовал им как дубиной. Эти идиоты перед смертью успели лишь заорать и обделаться. Наверное, решили, что мертвые после бомбежки восстали.
Я представили себе черного призрака в ночи, увенчанного чужим черепом, и меня замутило.
— Вот так, лейтенант. И теперь везде, где мы в землю закапываемся, у нас выходит «кладбище». Уж не знаю, с каким богами так повезло, но как у базового лагеря появилось это имя, потери пошли на убыль. Хотя и землю копаем одинаково, и оружие — столь же паршивый хлам, как и раньше. Добро пожаловать в иной мир! Я для медицины даже запасной генератор не пожалею, честное слово.
Так у меня появилось свой «склеп номер два»: вырытая в крошечном распадке землянка, со стенами, укрепленными переплетенными прутьями, и низким потолком. Первый «склеп» занял сам капитан, заодно опутав всю округу «могильными рвами», соединив стрелковые ячейки и запасные окопы лабиринтом ходов. За сутки перекидав гору земли и песка, выстроив из утрамбованных мешков микрокрепости, четвертая рота вцепилась мертвой хваткой в крошечный холм, безымянной точкой застывший на далекой штабной карте. «Кладбище» приняло пока еще живых постояльцев…
