Отъехала в сторону скользящая дверь. Вошла Эвелин — пружинящей походкой, с горящими глазами.
— Довольна? — спросил Росс.
— Я в восторге! — ответила она и наклонилась, чтобы поцеловать мужа. — Саба — просто потрясающая женщина. Настоящая находка для этого задания. Кстати, у неё весьма специфическое чувство юмора. Откалывает шуточки таким тихим, нежным голоском, сдержанным тоном и с совершенно бесстрастным лицом. Ужасно потешно прошлась на тему того, что у нас в Америке — повсюду, буквально повсюду реклама. А потом я чуть не лопнула от хохота, когда она по достоинству оценила «произведения искусства» на стенах в главном компьютерном зале.
— Там люди работают, а не живут в музее, — возразил Мердок.
— В конгениальной обстановке работается лучше. Ты это знаешь не хуже меня, — ответила ему жена.
— Ну, все-таки там у нас не забегаловка какая-нибудь, — хмыкнул Росс, втайне довольный тем, что ему удалось немножко поддеть Эвелин.
Риордан прищурилась.
— Нет, но ты же вполне можешь представить, кто занимался декором. Какой-нибудь правительственный функционер, который возжелал сэкономить для бюджета пару-тройку пенни. Вот в итоге мы и получили жуткие эстампы с какой-нибудь третьеразрядной распродажи. «Закажите мне картины в пастельных тонах, чтоб сочетались с цветом обивки стульев и разделительных стенок». А потом эти картинки прибивают гвоздями — как будто кому-то взбредёт в голову одну из них украсть!
Мердок наконец не выдержал и рассмеялся.
— Ну ладно, ладно! Словом, мы, американцы, — выскочки, совершенно лишённые художественного вкуса. Давай-ка на бочок, хорошо? Если мы совсем не сомкнём глаз, то завтра сильно об этом пожалеем.
— Она совсем не сноб, Росс, — поспешно проговорила Эвелин, взяв мужа за руку. Они направились в спальню. — Просто в Эфиопии ужасно древняя цивилизация. И она не может смотреть на нас иначе, как с высоты своего мировосприятия. А оно разительно отличается от американского.
— Завтра в наши бедные головы начнут вколачивать мировосприятие, которое отличается от нашего ещё сильнее, — сострил Мердок. — Или его стоит назвать «вселенновосприятием»?
Женщина рассмеялась.
Наутро Росс снова задумался об этом разговоре.
Он встал рано, когда Эвелин ещё спала, и сразу отправился в спортзал. Годы работы в проекте «Звезда» подсказывали: потом весь день напролёт придётся сидеть и просматривать полевые записи.
Мердоку гораздо легче было подолгу восседать за письменным столом после занятий на тренажёрах и матах.
Разминаясь, он раздумывал об успехе предстоящего задания. Обида мучила его, и, что самое противное, винить было абсолютно некого. И Миллард, и Келгэрриз совершенно искренне сожалели о прерванном медовом месяце Росса и Эвелин. Они оба были людьми бесхитростными и играли по-честному. В данном случае это значило, что от агентов они не требовали больше, чем от самих себя.
Но правда была в том, что Мердоку не хотелось мчаться на другой край галактики в корабле, разработанном и построенном для неведомо каких существ, к планете, в равной степени опасной и странной. Он был бы не в восторге от полёта туда даже в компании с американцами, как в прошлый раз, а уж тем более — с командой русских. Но больше всего Росса тревожило то, что лететь придётся с женой.
— Проклятье, — выругался он и пнул ногой обитую мягким матом стенку. Стенка ответила жалобным звуком, а кончики пальцев заныли.
Поморщившись, Мердок взглянул на часы и понял, как долго прозанимался. Приняв душ, он покинул спортзал в мрачном настроении.
Нужно было пройти по холлу и выйти в главный коридор. Росс остановился как вкопанный, увидев перед собой двоих людей.
Высокий мужчина с длинными светлыми волосами обнимал женщину.
Женщиной была Эвелин.
У Росса потемнело перед глазами.
Он не помнил, как пересёк холл. Просто вдруг оказался рядом с ними и вдохнул поглубже, готовясь хорошенько врезать этому блондинистому мерзавцу, но тут Эвелин отступила назад и решительно отвела от себя руки незнакомца.
Ей каким-то образом удалось обезопасить себя от объятий блондина и при этом оказаться между ним и мужем.
— Росс, — проговорила женщина со сдержанной вежливостью, — позволь представить тебе Михаила Никулина. Он — тот самый опоздавший русский, — добавила она и произнесла это таким тоном, что Мердок не смог ни с места двинуться, ни заговорить. Затем Эвелин обернулась и точно таким же голосом объявила незнакомцу: — Мой муж. Росс Мердок.
Никулин поднял руки вверх и сделал шаг назад, старательно разыграв изумление.
— Ну, почему, когда я появляюсь, всех самых хорошеньких женщин уже разобрали? А я-то обрадовался…
Он говорил с сильным акцентом, но на вполне сносном английском.
Росс с такой силой стиснул зубы, что ему стало больно, но заметил он это только теперь. Он заставил себя расслабиться. Ему все ещё ужасно хотелось врезать по этой ухмыляющейся физиономии, но надо было сдерживаться.
Ничего не случилось.
Ничего не случилось.
— Я надеялся когда-нибудь познакомиться с вами, Росс Мердок, — продолжал русский. Он говорил неторопливо, с расстановкой, но его манера ни на секунду не обманула Мердока — поза Никулина, его взгляд наглядно демонстрировали, что он готов к любому выпаду со стороны Росса.
«Русский знал, что она моя жена, — догадался Мердок. — И он сделал все нарочно».
Эта мысль разозлила его ещё сильнее, но приходилось признать — блондин быстро сориентировался на чужой территории и сразу начал разведку боем.
— Мы наслышаны о ваших успехах, — продолжал Никулин, не переставая улыбаться, оценивающе глядя на Росса. — У меня есть кое-какие вопросы. Мы выпьем и поговорим с глазу на глаз.
Мердок заставил себя пожать плечами и подать голос. И обрадовался тому, что его голос прозвучал естественно:
— Мы сядем и просмотрим кучу записей — прямо сейчас.
— Да, мы уже немного опаздываем, — сказала Эвелин. Росс заметил, с каким облегчением она взглянула на него. — Прошу вас сюда, мистер Никулин.
— Михаил Петрович, — поправил её русский. — А ещё лучше — просто Миша.
Риордан взяла мужа под руку и решительно зашагала вперёд. Михаил пристроился по другую сторону от неё. Он шёл лёгкой, размашистой походкой, и Росс, который искоса следил за ним, замечал, что русский по-прежнему сохраняет бдительность. Мозолистые руки Михаила, его уверенные повадки говорили: этот человек многое пережил и не раз бывал в переделках. Только теперь, обдумав слова Никулина, Мердок понял, как много о нем известно коллегам из-за границы.
