– Отец приехал. Пойдем вниз, – с этими словами Анфиса начала медленно спускаться по лестнице. Я пошел за ней следом.
Как только мы очутились в кабинете, дверь в него резко распахнулась, и на пороге возник довольно красивый, с незначительной проседью, высокий, плотного телосложения мужчина лет пятидесяти, в солидном костюме, с галстуком. Для своих лет он выглядел довольно привлекательно. Он внимательно осмотрел меня и спокойно перевел взгляд на Анфису.
– Привет, пап! – весело поздоровалась она.
– Добрый вечер! – скромно сказал я.
– Здравствуйте, молодежь! – поприветствовал он нас уверенным, с легкой хрипотцой голосом.
– Анатолий, – так же скромно, как и поздоровался, представился я.
– Григорий Леонидович! – он протянул мне большую лопатообразную руку.
«Рука настоящего археолога… и лопаты не нужно, чтобы копать…» – мелькнула у меня озорная мысль.
– Пойдемте вниз, чаю попьем, – предложил Григорий Леонидович, не спуская с меня пристального взгляда, затем развернулся на пятках и направился к лестнице.
Мы потрусили за ним.
В каминном зале я уселся в кожаное кресло, напротив Григория Леонидовича. Анфиса скрылась на кухне, накрыть на стол и приготовить чай.
– Ну, Анатолий, рассказывай, чем занимаешься, как живешь? – спросил Григорий Леонидович, оглядывая меня все тем же пристальным взглядом.
«Наверняка ему про меня уже доложили – кто таков и зачем приехал», – подумал я, а вслух ответил:
– Историк я. В институте в архиве работаю…
– А, у Петра Алексеевича! Почти коллега Анфисы? Это хорошо, – одобрительно закачал головой археолог.
– Меня Анфиса попросила рассказать о своей работе, так как у нее нет возможности сейчас самой углубиться в практику…
Он вдруг нахмурился и с недоверием посмотрел на меня. Я понял, что зря сказал о том, что знаю про Анфисино положение, а значит, знаю про какие-то проблемы у него на работе. В комнату вошла Анфиса с большим подносом уставленным печеньем и булочками.
– Анфиса, зачем тебе понадобилось беспокоить Анатолия и просить, чтобы он приехал и рассказал тебе о своей работе? Ты ведь можешь и к самому Петру Алексеевичу приехать, когда хочешь. Не сейчас, конечно же, но позже. Это ведь не проблема, ты знаешь, – строгим голосом проговорил Григорий Леонидович.
Анфиса покраснела и, потупясь, посмотрела на меня, потом на отца.
– Ну… мне скучно было одной, – она покраснела еще гуще, – и я попросила Толика приехать… придумала такой повод… – она посмотрела на меня исподлобья – скромно, как провинившаяся.
Я откровенно удивился. Она меня видела один раз в жизни, где-то достала мой номер… впрочем, теперь понятно где… Если отец ее знаком с Петром Алексеевичем, то и Анфиса у него – не просто студентка… Придумала повод, чтобы я приехал, просто потому, что ей скучно… От этой мысли на душе потеплело… Мое самолюбие было польщено… Значит, я ей симпатичен… Я про себя улыбнулся, но внешне оставался невозмутим.
– Ты не сердишься на меня? – Анфиса была сама скромность.
– Да нет, что мне сердиться… Делать все равно нечего, – ответил я с легкой улыбкой.
Отец улыбнулся. Анфиса ушла за чаем.
– Хитрая, как лиса, – произнес Григорий Леонидович. – Правда, зачем придумывать что-то, сказала бы как есть – скучно, приезжай! – и все…
– Она, наверное, опасалась, – предположил я, – что такое прямое приглашение я могу предвзято понять… а так – по делу, не просто так…
Он неодобрительно покачал головой:
– Все у вас, у молодых, перевернуто с ног на голову!
Анфиса вернулась с еще одним подносом, на котором стояли чашки и чайник. Поставив поднос и налив всем чаю, она уселась в кресло рядом со мной и обратилась к отцу:
– Пап я хочу с тобой серьезно поговорить!
– Ну, давай поговорим. Я люблю серьезные разговоры, – археолог устроился в кресле поудобнее и устремил свой взгляд прямо на дочь.
– Это касается твоей находки, Золотого цветка, – рубанула наотмашь Анфиса.
Отец изменился в лице, оно сделалось каменным и серьезным. Он очень строго посмотрел на дочь, потом перевел взгляд на меня. Молча поднялся с дивана и стал ходить по комнате, ни слова не говоря, иногда исподлобья поглядывая на нас и что-то обдумывая. Затем остановился посредине комнаты и заключил:
– Я предполагаю, что ты подслушала разговор, проходивший на днях в этой комнате…
– Не только… – откровенно призналась Анфиса.
– Не только – что? – резко спросил отец.
– Не только из подслушанного разговора мы знаем о Золотом цветке, – серьезным тоном ответила Анфиса, – Толик рассказал, что сегодня…
Она не успела договорить, ее отец жестом приказал замолчать, а сам стремительно подошел к окну и выглянул за занавеску.
– Быстро наверх! – рявкнул он, отскочив от окна.
Мы, не задавая лишних вопросов, стремительно направились к лестнице.
– Подожди Анфиса, – сказал отец, когда мы были уже на втором этаже около двери в кабинет. – Это спрячь в напольный тайник в кабинете…
Он быстро поднялся по ступенькам и дал ей какой-то предмет. На лестнице было темно, и я не разглядел, что это было, – что-то похожее на коробку от обуви. Анфиса схватила ее и побежала за мной в кабинет, но, вместо того чтобы там задержаться и сделать все, что велел отец, она направилась прямиком к лестнице в свою комнату.
– В напольный тайник! – напомнил я ей слова отца.
– Мы сами в тайнике, – ответила она, поднимаясь по лестнице.
Я тихо чертыхнулся и полез за ней. В комнате она нажала на кнопку на стене, и лестница стала медленно подниматься в комнату, складываясь на три части.
На улице смеркалось. Анфиса включила свет и задернула занавески. Внимательно рассматривая диковинную коробку, она подошла к дивану и села на него. Я уселся с ней рядом, и мы вместе стали разглядывать загадочный предмет. Он был сантиметров сорок в диаметре и около тридцати толщиной, формой напоминал ромашку с семью лепестками – обычная, сработанная из неизвестной мне породы дерева, очень светлого, почти белого, коробка, только без крышки, с коричневыми символами сверху, а может – и снизу. Символы, немного вдавленные вовнутрь, не напоминали мне ни один из известных мне: беспорядочно разбросанные черточки, соединяющиеся и пересекающиеся. Весил он столько, сколько должен был весить такой же предмет, сделанный из бумаги.
– Это он и есть, Золотой цветок! – сделала вывод Анфиса.
– Может быть. Только он совсем не золотой, скорее деревянный, а по весу – бумажный.
