Ознакомительная версия.
Русня…
Трое вышли из машины. Все трое выглядели как небогатые русские, один белокурый, двое – с серыми, подстриженными «под полубокс» волосами. Одеты они были «с базара» – то есть джинсы и дешевое тряпье. Один достал с заднего сиденья машины тяжелую сумку с ярко-красным логотипом «Магнита».
Еще один осмотрелся по сторонам… внимательно осмотрелся. Ему довелось иметь дело с русистами, и он знал, как они нападают… однажды только светлые волосы и русский без акцента позволили ему прикинуться мирняком и выскочить из сжимающейся петли. Пацан… вряд ли он представляет опасность, восемь лет всего. Никаких признаков блокирования, пока они катились по улицам, он не заметил. Тут дома стоят плотно, куча огородов… на край можно уйти «на рывок». Да и сама Марьям по сотовому сказала, что все спокойно…
– Э, пацан! – крикнул он.
Пацан подбежал, но остановился на довольно приличном расстоянии. Замурзанный, с хитрым взглядом, в сбитых кроссовках – типичное дитя окраин…
– Чо надо?
Блондин достал малахитового цвета тысячерублевую купюру:
– Хочешь?
Пацан жадно посмотрел на купюру.
– Тихо тут? Менты есть? Левые не шарятся?
Пацан помотал головой.
– Точно?
– Точняк, зуб даю, дядя…
– Харе. – Блондин смял пальцами купюру, бросил пацану шарик, тот ловко поймал его
– Э, дядя… ты дверью ошибся.
– Чего?
– Цыган в соседнем доме барыжит. Вон в том, первый подъезд, второй этаж. Бывай, дядя, не кашляй.
Пацан метнулся бежать и исчез за углом. Блондин посмотрел ему вслед, затем повернулся к остальным двоим, ждущим его решения:
– Можно идти…
– Чо пацан говорил?
– В соседнем доме харамом торгуют…
Сами они неоднократно употребляли наркотики, но при этом продолжали считать их харамом.
– Пошли.
– Мне остаться, брат?
– Не. Не надо…
Втроем они поднялись на второй этаж замызганного дома, тот, кто держал пакет из «Магнита», повинуясь кивку блондина, позвонил в дверь. Сам блондин стоял вторым и ниже на лестнице. Так у него был хоть какой-то простор для маневра, если сейчас из соседних дверей ломанутся харбии.
За дверью раздался какой-то шорох.
– Кто?
– Это мы, ухти[15]…
Едва слышно лязгнул замок. Дверь открылась, за ней стояла женщина. Человек с пакетом шагнул вперед:
– Привет, ухтишка…
Квартира была двухкомнатная, неожиданно большая. Заставленная старой, потрепанной мебелью. В одной из них была старая кровать, никелированная, с шарами. На ней лежали двое, дневной свет сочился в комнату через замызганные занавески.
– Это что… – пальцы женщины, скользившие по животу, натолкнулись на звездообразный, с углублением шрам.
– Это… да так… ничего…
Она все поняла, но ничего не сказала, как подобает хорошей мусульманке. Только спросила:
– Больно было?
Больно… да… больно.
Их группу засекли в горах, они уходили к азербайджанской границе, спецназ висел на хвосте, отрезая от населенных пунктов. Двоих раненых братьев пришлось оставить – нести их было некому, а так они могли на какое-то время остановить висящую на хвосте группу и получить заслуженную шахаду. У русистов были местные проводники, видимо, кто-то, кто хотел отомстить, – и оторваться потому не удавалось. У самой границы ночью их встретил пограничный заслон, прорваться удалось очень немногим. В том числе и ему, хотя он был ранен в руку и в живот, Мамед, здоровенный, молчаливый аварец, которому повезло не получить серьезных ранений, вытащил его на себе, потому что был должен. Потом он отлеживался в горном селе в Азербайджане, его скрывала от карателей одна семья правоверных. Врача вызывать было нельзя, потому что за врачом, несомненно, пришли бы и харбии. Его лечил местный знахарь, лечил какими-то травами, а в рану шприцем закачивали чистый мед. Давали деревяшку, и он сжимал ее зубами, держась из последних сил, чтобы не заорать. Много дней он голодал… потом врач ему сказал, что если бы он не голодал в момент ранения, то был бы уже мертв из-за заражения крови. Жизнь в горах была несытной – они питались в основном майонезом, лапшой из бомж-пакетов и мукой, которую просто сыпали в котелок и варили.
Когда он встал на ноги, он весил ровно пятьдесят пять килограммов при росте метр семьдесят пять.
Но все они – и он в том числе – знали, за что они страдали. Во имя Аллаха…
– Нет. Не больно… Как ты живешь?
Женщина не ответила…
– Тот человек… нам сказали, тут какой-то цыган барыжит…
И по мгновенной реакции женщины он все понял:
– Я его убью.
– Не надо…
– Что ты говоришь, женщина?!
– Не надо. Приедут менты. Будут разбираться.
Он резко откинул одеяло, встал.
– Не надо бояться ментов. Бойся одного лишь Аллаха Всевышнего. Скажи: достаточно нам Его в защитники, он – хороший хранитель.
Одевшись, он прошел на кухню. На кухне оставшиеся двое бандитов сидели и пили чай. Один посмотрел на часы:
– Должны уже быть.
– Спроси, где у нее тут нычка, брат…
– Сам спроси!
Третий из боевиков хотел что-то сказать, но, повинуясь взгляду блондина, молча встал и вышел. Тот, кто накупил целый пакет дорогих гостинцев из «Магнита», сел на его место, взял в руки горячую кружку с недопитым кофе, сомкнул руки, будто стараясь согреть их о горячий металл.
– Почему все так мерзко, брат?. – спросил он.
– Путь джихада полон препятствий. Сказано: неужели вы думали, что мы не будем испытывать вас?
– Нет… нет. Это не то. Это не испытание.
– А что же тогда?
– Это… мерзость, брат. Воюя с харбиями, мы и сами становимся такими, как они, понимаешь? Где предел?
– Ты знаешь, что наши грехи не будут записаны в Книгу. А их – будут.
– Да… но все мерзко… мерзко.
– Мы сражаемся за то, чтобы победить эту мерзость и установить чистое правление. Шариат Аллаха.
– Тогда почему мерзости все больше…
Вернулся третий боевик. Гулко стукнул о столешницу застеленного клеенкой стола черный плоский «ТТ». За окном загудел мотор, блондин привстал, чтобы посмотреть.
– Это они.
Замурзанный пацаненок, проскочив одному ему известным маршрутом между домами, выскочил на соседнюю улицу. У обочины, чуть накренившись, стояла «Газель», боковая дверь открылась, и сильные руки втащили пацана внутрь.
В «Газели» было темно и тесно. Несколько человек в боевой униформе полицейского спецназа стояли плотно, как кильки в бочке. Еще один держал на весу ноутбук, его экран светился матовым, мягким светом.
– Молодчина, Паш, поставил. Теперь рассказывай.
На экране было изображение с камеры, которую поставил на месте пацан.
– Трое их! – затараторил пацаненок с беженского лагеря. – Все трое русские. Один из них со мной базарил, без акцента совсем. Среднего роста, у одного волосы светлые, у двоих, как у меня, серые…
– Вахи, с… – выразился один из спецназовцев.
– Окоротись при пацане!
Спецназовец пристыженно замолчал.
– Тачка у них – «Шеви-Нива», серебристая. Старая, грязная, где-то по глине ехали. Грязь свежая…
– Номер запомнил?
– А как же. Шестьдесят первый регион. А – восемьсот пятнадцать – бэ-тэ.
– Молодец.
– У одного сумка «магнитовская», большая. Под самые гланды.
– Чем?! – насторожился координатор. – Заметил?
– Там бутылка была. К бабе приехал… Тот, другой блондин, мне еще денег дал.
– Покажешь?
Пацан неохотно достал превращенную в комок купюру.
– Кидай сюда.
Купюра отправилась в пакетик, взамен – координатор достал новенькую тысячную:
– На. Купи морожку.
– Я так-то пиво пью… – обиделся пацан.
– Пиво пить тебе рано. На вот еще, на проезд. Беги на автобус – только на автобус, понял? Не смей тут ошиваться. Не дай бог увижу.
– Понял… – с мрачным видом сказал Гаврош двадцать первого века. – Слава России!
Украинцы прибыли впятером – обычное для них дело, пятерка у них называется «гурт». Один остался в машине, еще один – во дворе, трое поднялись наверх. Были они бритыми – только-только начали пробиваться волосы. У одного – короткая бородка, у двоих – явно видно, что только что сбрили усы. Украинцы – делали только еще первые шаги на пути подрывной и террористической деятельности – и опыта им явно не хватало…
Один из боевиков открыл дверь. Второй держался так, чтобы при необходимости уйти в комнату. За спиной он держал взведенный «ТТ».
– Здорово, – настороженно сказал украинский боевик, лобастый, с угрюмыми, волчьими глазами. – Марина здесь проживает?
– Заходи…
Прошли в комнату, самую большую – женщина уже убрала кровать и удалилась. Из двух табуретов и листа фанеры сделали что-то вроде стола, выложили у кого что было. Один из украинцев поставил на стол бутылку водки, но под угрюмыми взглядами ваххабитов поспешил убрать ее. Все стояли так, чтобы при необходимости быстро открыть огонь.
– На какой мове розмовляти будем? – спросил лобастый, лысый боевик с волчьими глазами. – Ты украиньску знаешь?
Ознакомительная версия.
