— Фильм. Точно. Я как-то про него и забыл, — покивал старшина не став говорить, что такого фильма припомнить не может. — Ну, да бог с ним. Я Феррум. Можно Ферр. Как зовут тебя?
— Как захочешь, так и называй, — пожала она плечиками.
— Вот только этого не надо, — бывший милиционер скривился, так, словно пришлось разжевать лимон целиком.
— Из-за цвета кожи меня окрестили Эбеной, но здесь для красоты меня зовут в честь певицы Эворой, — решила правдиво представиться женщина.
— Ну, тогда веди меня в номер Эбена, — улыбнулся проститутке Ферр и вылез из-за стойки с полупустым бокалом.
Мужчина успел заметить, что гости частенько уходят из зала со своими спутницами на час, забирая со стола бокалы и бутылки. Некоторые не утруждали себя, а велели перенести напитки и закуски официантам и официанткам. Не мудрено. Когда пол-литра пива стоит не много не мало, а споран, то легко представить, сколько стоит бутылка чего-то эдакого.
Эб последовала примеру клиента, то есть вылезла из-за стойки, забрав пиво, и обогнав мужчину, развратно виляя бёдрами, повела его к одной из двух лестниц на верхние этажи. Феррум хотел предупредить Хотэя, что загулял на два часа, но полного кипучей энергии бывшего толстяка уже и след простыл. По всей видимости, сразу увёл первую же приглянувшуюся даму в апартаменты и теперь делал с ней всякое.
Следом за чернокожей красавицей старшина поднялся на третий этаж. Она привела его в комнату с низкой большой кроватью. На полу вместо ковра лежала шкура зебры. На стенах висели или подлинные африканские маски или что-то на них сильно похожее. С одной стороны кровати стояло чучело леопарда, а с другой какой-то резной столик. В дальнем углу с потолка свисала имитация толстого удава и лиан. Попади такой удав в Улей, бесспорно, переродился бы. Ну, если бы не приобрел иммунитет.
— Так чего пожелает мой белый господин? — входя вслед за Феррумом, Эб заперла дверь с имитацией под собранную из жердей и веток, и повернувшись к клиенту, хищно ощерилась, словно собиралась не сделать свою работу, а уподобившись людоедам вкусить человеческой плоти.
По прошествии двух часов уставший, но сияющий как начищенный медный чайник Ферр, с не менее довольной Эбеной под локоток, спустился обратно в зал. За прошедшее время старшина успел сполна воспользоваться продажной любовью негритянки, отдохнуть, валяясь на кровати и ведя неспешный разговор, а после снова выложился так, будто какой-то норматив сдавал. Чёрная леди тоже отдавалась делу полностью, а не отбывала повинность. Умений для постели от Улья ей не досталось, но это был тот самый случай, когда они ничуть не требовались. Горошины за столь прекрасно проведённое время рейдеру оказалось не жалко.
Во время перерыва, лежа на постели, на спине с заложенными под затылок руками, Феррум успел выслушать, что экзотическая дама не такая уж и экзотическая. Мама у нее, оказалось, была русской и соответственно сама она являлась на половину этой же национальности. Откуда точно приехал папа, даже мама не знала. Было это в олимпиаду 80, но он не был спортсменом, а занимал какую-то должность при команде. Мама тогда из небольшого городка Московской области сбежала, чтобы посмотреть на олимпиаду. Мама и папа переспали всего несколько раз, а может даже и один раз. После чернокожей юноша исчез из жизни женщины, оставив подарок. Саму ее вернул домой, бушевавший по поводу побега, отец.
Через девять месяцев родилась здоровенькая и крепкая малышка. Все бы хорошо, да вот только девочка уродилась цветом кожи в отца, и жизнь уготовила ей не легкую судьбу. Ещё до попадания в Улей стала экзотической проституткой. Случилось это в середине девяностых ее мира, когда Эб еще и восемнадцати не исполнилось. Случилось это не от хорошей жизни. Деваться оказалось некуда. Девочка, одновременно доучиваясь в старших классах, таким образом, кормила себя и еще трех членов семьи. Свою, никогда не бывавшую за мужем мать одиночку, не получавшую даже той нищенской зарплаты, что ей причиталась на ткацком заводе. Маленького брата, учившегося в младшей школе. Деда, получившего травму и прикованного к креслу каталке, получавшему нищенское пособие по инвалидности так же редко, как мать зарплату.
Однако девочка на улице не работала ни единого дня. Ее присмотрел державший салон сутенёр, который за дорого продал девственность несовершеннолетней негритянки. Она не одна у него была такой. Сутенер регулярно сманивал на такую работу девочек из старших классов школ и с первых курсов других учебных заведений. Работа чернокожему подростку почти сразу же стала приносить удовольствие. Не только красивые вещи и дорогая еда, что было после, но и сам процесс.
Потом случился Улей. Эбене, еще носившей другое имя, тогда уже исполнилось двадцать. Выжившие братки, за несколько лет превратившиеся из бандитов в пузатых бизнесменов с легальными делами, и отдыхали в ту ночь с девочками. Вообще все, кроме негритянки, обернулись в пустышей. Там у половины имелось оружие, но Эб пользоваться им совершенно не умела. Когда к ней в руки попал пистолет, она его даже с предохранителя снять не смогла. Искусали ее тогда, будь здоров, но она забила одного пустыша пистолетом, как молотком, вылезла в окошко и сумела сбежать.
Половину ночи голая девица металась по зараженному городу, спасаясь от медлительных пустышей и только начинавших свой путь развития, бегунов. Ей очень повезло, что кластер, в котором она попала в Улей грузился так удачно, что в первые дни не интересовал развитых заражённых. Первые муты извне приходили в этот кусок города не ранее, чем на второй день. Просто относительно недалеко, практически одновременно с ним, грузился большой животноводческий комплекс, куда и стремились все твари. Ведь, как известно мелкие животные и травоядные для заров самая вкусная еда. Рядом с ней даже иммунные пасуют.
Группа рейдеров ей встретилась только утром. Они разграбляли какой-то охотничий магазин, в коем помимо всякой одежды имелось немного патронов, ножи и пара охотничьих ружей. Поняв, что Эбена иммунная, они не убили ее и не стали гнать. Мужчины напоили ее живчиком, умыли, объяснили, куда она попала, помогли выбрать одежду из того, что имелось в магазине. Сама-то она в таких вещах не понимала. Вот отличить брендовую сумочку от подделки под нее могла, а тут никак. Не было нужды. Она же если и ездила на охоту или рыбалку, то не дальше охотничьего домика, где выпивали, решившие поохотиться полукриминальные бизнесмены, милицейские чины или чиновники из администрации города.
Пояснив, что спасение надо отрабатывать, Эбену нагрузили рюкзаком с добром из того же магазина. Она не роптала, хотя к таким тяжестям не привыкла, ведь понимала, что выживет, только если будет слушаться этих мужиков. Потом девушку отвели в безопасное место и там, на ночной стоянке хором поимели. Эб не жаждала этого секса и даже удовольствия не получила, но не сопротивлялась и сделала вид, что ей хорошо. Лишь бы к людям вывели, а делать вид, что ей хорошо, этой женщине было не привыкать. Секс она, как и упоминалось, любила, но случались в ее жизни случаи, когда клиенты были противны. Однако раньше права отказывать, как в борделе Продажная любовь она никогда не имела.
Утром они снова тронулись в путь. Мужчины сказали, что к вечеру будут в стабе, да вот только в стаб никто из них так и не попал. Группа столкнулась со следовавшим на родной кластер Эбены, одиноким раненым рубером. Раны рапана имели характерный вид, по которому можно было предположить, что зараженному не повезло на кластере с животноводческим комплексом. Его там порвал кто-то с большей или как минимум, не меньшей силой. Вот и пришлось руберу отправляться на этот кластер раньше времени.
Рубер хоть и оказался серьезно ранен, но группе, у которой в наличии имелась только пара арбалетов, да гладкоствольный карабин Сайга двенадцатого калибра, с ним было не совладать даже в мечтах. Понимая, что уйти, не выйдет один из мужчин пиннул Эб в голень, так что сбил с ног и велел всем бежать в разные стороны в надежде, что пока монстр поедает негритянку, остальные разбегутся и хоть кто-то спасется. Жестокий, но по-своему рациональный поступок. Возьми ее кто-то с собой и не ушел бы вообще никуда, поскольку девушка едва волочила ноги.
