Ознакомительная версия.
Мы двинулись дальше. По сторонам тянулись нагромождения мебели. Стулья скоро сменились столами – письменными, кухонными, школьными партами. Все это было присыпано мусором, поросло травой, кое-где между ножками качались стволы молоденьких березок.
Между мебельными холмами были протоптаны дорожки, они разветвлялись, уходили в глубь странного пейзажа. Я старался отслеживать направление, но это оказалось непросто: прямых троп не было, дорожки петляли, кружа вокруг мусорных куч. Выбранная Федором тропинка очень скоро уперлась в стену из кухонных шкафов, почти полностью скрытых под зеленой пеленой плюща. Пришлось сворачивать вправо.
Я предполагал, что через пару десятков метров тропа свернет влево и мы вернемся на выбранное направление, но коридор между шкафами тянулся и тянулся… сменился книжными полками, на которых громоздились кучи отсыревших книг и крысиные скелеты… а затем повернул опять вправо. И снова пришлось долго тащиться между шкафами, превышавшими человеческий рост, не имея возможности оглядеться и сориентироваться. Начинало казаться, что мы уже должны были выйти за пределы Помойки, столько шли в одну сторону.
И тут проход снова повернул вправо. Что за выкрутасы?
Кажется, Федор тоже удивился, но виду не подал.
– Скоро выйдем, – бодро сказал он, прибавляя шаг.
– Химик, тебе не кажется, что мы идем в обратном направлении? – тихо спросил Пригоршня, пыхтевший за моим плечом.
– Нет, Никита, не кажется.
Потому что я был уверен в этом. И это начинало раздражать.
Но не возвращаться же?
Шнобель больше не рассказывал анекдоты, мрачно вышагивал следом за Пригоршней, который все громче отвешивал саркастические замечания. Я игнорировал его выступления, чтобы не сбивать дыхание. Невольно мы все прибавили шагу.
Наконец тесные стенки шкафного коридора раздались, стало светлее, и мы вышли на новое место. Кругом торчали ножки беспорядочно наваленных грудами стульев.
Никиту прорвало:
– Ну что, довыпендривался? Теперь ты нас водишь кругами!
Под подошвами поскрипывали алюминиевые ложки. Мы остановились, нервно оглядываясь. Стулья, конечно, те же, но отличия есть.
Федор огрызнулся:
– Глаза протри. Это другое место. Там был проход, а тут нет. – Молодой для убедительности ткнул пальцем вправо.
– Да? А это что такое? – Пригоршня наклонился и поднял с земли что-то маленькое и грязное. – Это от твоего шоколада обертка!
– Но здесь точно был проход! – защищался Федор. – Между теми и этими стульями. Мы же оттуда пришли! Куда, по-твоему, делся проход?
– Не было никакого прохода! – орал Пригоршня.
– Был, был проход, – вступился Шнобель. Он аккуратно снял рюкзак, потянулся, помассировал плечи. – Отлично помню, потому как тут я второй заход на один анекдот сделал, чего никогда со мной не бывало. Что за ерунда здесь творится?
Я понимал не больше, чем он. Сколько здесь ходили, ни разу ничего подобного не случалось. Более того, я вообще не мог сообразить, где мы находимся, хотя бы примерно, и не понимал, откуда мы пришли. Были мы здесь или нет? Вроде все сходится, но того коридора между мебельными стенками, мечтой советского человека, больше не существовало. Когда я пытался вспомнить то место, откуда мы двинулись в путь, голова шла кругом, ломило затылок. К тому же ныли ноги, сводило от голода брюхо, мешая сосредоточиться.
– Так, давайте еще раз, – велел я и зевнул. – Запоминаем все вместе. Слева деревянные стулья с мягкой сидушкой под гобелен. Справа – с железными ножками и спинками. Перекресток, за ним слева табуретки, справа – деревянные стулья с твердым сиденьем. Федор, кинь окурок на видное место. Пригоршня, положи что-нибудь на табуретки. Рома, обозначь железные стулья, а я положу носовой платок на деревянные с мягкой сидушкой. Идем.
И мы, несколько воодушевленные, двинулись по тому же проходу между стульями, что и в первый раз, если, конечно, место было тем же. Если да, то очень скоро мы должны были упереться в кухонные шкафы, а потом вернуться сюда же коридором с одними только правыми поворотами.
Поворотов не было. Мы уперлись в поросшие плющом шкафы, свернули направо. И через какой-то десяток метров оказались на открытом пространстве, полном строительного мусора.
Побродив по площадке и не найдя ничего похожего на искомый проход, решили вернуться.
Пути назад не было. Мы заблудились.
Или же сама Помойка издевалась над нами…
Мы остановились. Было тихо-тихо, солнце уже коснулось горизонта.
– Что будем делать? – медленно спросил Шнобель. Он пошевелил своим огромным носом, словно принюхиваясь.
Пригоршня топтался на месте, как конь, поглядывая то на небо, где не видно было солнца, то почему-то на часы. Насупленный Федор уставился в землю, тяжело переживая свою неудачу, самовлюбленный сукин кот. А вот не надо было лезть…
– В любом случае, стоять тут нет никакого смысла, – решил я наконец. Жрать хотелось неимоверно, но устраивать привал на Помойке, когда до нормальной ночевки рукой подать? – Пошли.
– Опять кругами бродить? – возразил Никита. – Достало же! Или давайте перекусим сначала. У меня желудок уже провалился внутрь себя.
– Поедим в егерском домике, – твердо сказал я. – Должен быть весомый стимул выбраться.
– А если не выберемся? – Федор поднял на меня тоскливый взгляд. Он уже сдался.
– Просто сил бы набраться, – добавил Шнобель. – Хрен знает, сколько еще бродить будем.
– Да долго-то здесь ходить негде… – начал напарник и осекся.
– Вот-вот, вы это уже говорили. А мы уже полтора часа круги нарезаем, – поддел Шнобель. Клиент пытался казаться беззаботным, но по тому, как он крутил в пальцах карандаш, я видел, что он тоже нервничает. Да и я уже не был так уверен в безобидности Помойки. Конечно, мы тут сто раз ходили, и никаких проблем… А что случилось именно сегодня, что несчастный склад всяческого хлама вдруг проявил недружелюбие и начал нас путать? Или мы от усталости и недосыпа просто тормозим, пропускаем нужные повороты, не замечаем старых ориентиров? Да ну, подумаешь, не спали полночи, впервой, что ли?
– Вы как хотите, а я пошел, – сказал я решительно. Это невозможно объяснить, но где-то глубоко внутри я чувствовал, куда идти, – меня звал и манил егерский домик, в котором поджидал отдых. Явственно, почти осязаемо я ощущал запах влажных бревен, прохладу отсыревших матрасов на лежаках, потрескивание поленьев в печи, когда мы разожжем там огонь, бульканье воды в котелке.
И я пошел. Наугад, руководствуясь только зовом егерятника. Никита двинулся следом: он уже привык следовать за мной даже без объяснений с моей стороны. Часто бурчал и возмущался, но не бросал друга. После недолгого колебания за нами зашагали и Федор со Шнобелем – а что оставалось делать? Не торчать же в незнакомом, недружелюбном месте?
Ознакомительная версия.
