Ознакомительная версия.
– Ох! – выдал парень. Он, разумеется, слышал о какой-то страшной истории, произошедшей в станице много лет назад, но подробности узнавал впервые.
Девушка снова помолчала.
– Лексей Софроныч, как об этом узнал, за ружье схватился, хотел мельника убивать, мужики его насилу удержали. Лизавету вся станица хоронила, а Емельян Григорьевич, мельник, на это время уехал куда-то, не показывался. Потом вернулся, аккурат перед самым полнолунием следующим, и Прасковья решилась. Не стала ждать, когда он снова посватается, а ночью сама к мельнице пришла.
Холодный червячок в животе Мишки вырос до размеров половозрелого удава, но парень зачарованно слушал страшный рассказ подруги.
– Пришла она к мельнице, затаилась, а незадолго до полуночи смотрит, выходит Емельян Григорьевич из дому да прямиком в лес. Прасковья за ним. Тихо шла, неслышно, не прознал мельник, что подглядывают за ним. Вышли они на поляну, лунным светом залитую, а посреди поляны пень стоит старый, но крепкий. Мельник подходит к пню и достает огромный нож. А Прасковья из-за дерева смотрит, трясется от страха вся. Емельян Григорьевич скидывает одежду, втыкает нож в пень да как прыгнет через него! Прасковья глядь, а вместо мельника с той стороны пня волк огромный появился!
– Врешь! – Мишка произнес это из бравады, на самом деле парень чувствовал себя не очень уверенно.
– Не хочешь, не верь, – отрезала Анна. – В ту ночь в соседней станице волк двух лошадей задрал. И конюха. Только это было его последнее злодейство.
– Тетка Прасковья, конечно, станичникам все рассказала?
– Нет, – медленно ответила девушка, – она поступила по-другому. Когда оборотень по своим делам подался, Прасковья еще долго не могла в себя прийти, дрожала, плакала, а потом прокралась к пню да нож-то мельницкий из него вытащила. И домой побежала.
– Нож-то ей зачем?
Черные глаза девушки чужим взглядом пробежали по лицу Мишки.
– Затем, что, когда она нож вытащила, Емельян Григорьевич потерял всякую возможность снова человеком обернуться.
Парень проворчал что-то неразборчивое.
– Когда мельник к пню вернулся, он сразу понял, кто его тайны лишил. Следы учуял и к Прасковьиному дому пришел, да только ждали его там. Прасковья всех своих предупредила, Лексей Софроныч, отец ее, кузнеца позвал, Игната, вместе оборотня и заловили.
– Как же они его заловили? – недоверчиво прищурился Мишка. – Он же оборотень!
– Так и заловили, – со всей серьезностью ответила Анна. – Игнат слова знал нужные да и здоров был. Два дня оборотень в яме сидел да выл так, что вся станица от ужаса заходилась. А на третий день кузнец Игнат цепь сковал особую, и теперь Емельян Григорьевич сторожит Прасковьин дом. А мельницу люди сожгли.
– М-да, история. – Мишка провел рукой по роскошным черным волосам девушки. – Теперь понятно, почему тетка Прасковья на этих делах двинутая.
– И почему она меня не любит, – задумчиво добавила Анна.
– А ты-то здесь при чем?
Черные, чернее ночи, глаза девушки остановились на лице Мишки.
– Потому что мельник тот, Емельян Григорьевич, моему деду братом родным приходился. И тетка Прасковья нашу семью с тех пор не жалует.
– Да ерунда это все. – Мишка скептически посмотрел на полную луну и потянулся к алым губам девушки. – Ань, давай, а?
– Тебе бы все одно. – Девушка охотно ответила на поцелуй, но твердо остановила тянущуюся к шортам руку парня.
Константин
– Костик, я тебе обещаю, это дело не просто выгорит, оно потрясет весь русский ювелирный бизнес! – Штанюк возбужденно облизнул губы. – Ты войдешь в историю!
– Мне истории как раз не нужны, – усмехнулся Куприянов, перебирая черные четки. – То, что ты предлагаешь сделать, потребует слишком больших усилий. Я не уверен, что смогу сейчас позволить себе это.
– Время есть. Два дня. Посчитай, прикинь. Но, говорю честно, такой возможности может больше не представиться! – Григорий Штанюк, довольно известный и довольно успешный брокер, округлил глаза.
Операция, которую предлагал провести Григорий, была рисковой. Даже слишком рисковой. Но в случае успеха фирма Куприянова не просто становилась номером один на русском ювелирном рынке, а начинала превращаться в монополиста. Штанюк, кожей чувствующий большие комиссионные, названивал Константину все утро и, наконец, сумел вытащить его на деловой ленч на открытую веранду «Эльдорадо», где и изложил свой план.
– Ты их всех подомнешь!
– Или меня подомнут, – буркнул Куприянов, прищурившись на видневшийся из-за Москвы-реки Кремль.
– Ты же крепкий, Костя, – промычал Марик Марципанский, отрываясь от тарелки. В отличие от собеседников, ограничившихся кофе и сладкими рогаликами, Марципанский, воспользовавшись случаем, сделал более чем плотный заказ – салат, холодные закуски, горячее – и теперь уплетал за обе щеки. – Когда это ты отказывался рисковать?
– Когда мне не давали время просчитать все варианты, – пожал плечами Куприянов.
Штанюку Константин доверял. Не полностью, разумеется, но достаточно, чтобы работать на бирже только через него. А вот Марика Куприянов недолюбливал.
Марципанский был правнуком Соломона Марципанского, революционера и героя гражданской войны, и никогда не уставал рассказывать, особенно между четвертой и шестой рюмками, что его блистательный прадедушка был одним из немногих военачальников, получивших в лихие революционные годы целых два ордена! Один из них засиял на груди Соломона Моисеевича после подавления Кронштадтского восстания, а второй образовался за то, что Марципанский посоветовал Тухачевскому использовать против тамбовских крестьян боевые отравляющие вещества и сам обеспечил их наличие в победоносных карательных отрядах. Были в биографии героя и реальные боевые сражения, но о том, как маршал Пилсудский гнал красных собак от берегов Вислы, он вспоминать не любил. В тридцать седьмом году, когда зарвавшегося Соломона пристрелили подельники, Марципанские перебрались под Караганду, поближе к выдающимся коммунистическим стройкам, о которых так любил вещать с высоких трибун покойный Соломон Моисеевич. Тяжелый быт строителей светлого будущего не увлек семейство, и, воспользовавшись первой же оказией, Марципанские вернулись в обжитую Москву, рассказывая на каждом углу о необычайном героизме расстрелянного предка. Рассказы помогли Марику устроиться в приличный институт, подепутатствовать пару лет на региональном уровне, а затем, когда трогательная история репрессированных перестала вызывать слезы жалости у избирателей, открыть маленькую брокерскую контору. Его деловая репутация не вызывала у Куприянова особого восторга.
Ознакомительная версия.
