Ознакомительная версия.
— И что вам неймется, господа пилоты, сколько можно пить и бузотерить, Волгин? — сев на привычного конька, продолжил нотации полковник.
Иван молчал, зная по опыту, что в тех рассуждениях полковнику нужен исключительно слушатель, а не собеседник.
— Боевой офицер, пилот истребителя и пьяница. Были бы у нас новейшие штурмовики, я бы на ваши пьянки-гулянки сквозь пальцы смотрел. А наши старые лоханки крепки святым и боевым духом исключительно. Что с них взять со старушек, им в обед сто лет, давно на свалку списать пора, ан нет — денег у казны видите ли нет новые истребители прикупить. Стыдоба, нищета. Казну на балы да украшения растратили, страх позабыли, с врагом за одним столом пьянствуют.
Иван молчал, боясь лишним вздохом напомнить, ушедшему в грустные мысли полковнику о своем присутствии. Лицо полковника исказила гримаса раздражения, хрустнул сломанный карандаш и он совершенно неожиданно для себя узрел замершего по стойке смирно Волгина.
— Вот я и говорю, боевым духом наши старушки крепки, а каким духом вы, господа офицеры, наполняете эти скорлупки? Перегарным? Да вас любой худосочный пират пинком под зад отправит к такой-то матери. Пило-о-о-ты, истребители, етить вас через коромысло.
Адмиральский крейсер позолотить, — с обидой в голосе продолжил полковник, — у них деньги есть. Боевые крейсера пустить на металлолом у них деньги находятся, а купить для нужд защиты торговых путей хотя бы десяток новеньких истребителей, в казне денег нет. Вот ты мне ответь, Волгин, стал бы ты кутить-гулять, когда у тебя в кармане пусто?
— Никак нет, господин полковник! Разве что друзья угостят…
— Вот! Вот именно друзья! И кто же у нас нынче в друзьях, Волгин?
— Дык это… Каха… Семенов… — начал было загибать пальцы Иван.
— А друзья у нас нынче наши заклятые враги, — пропустив мимо ушей лепет Волгина, кипел полковник. — Американцы нас купили на корню, кому скажешь, не поверят. Удивляюсь я, что они еще рядом с царем, в нашем генеральном штабе не сидят, видать трон узкий, да и стульев в генштабе маловато — разворовали все.
Ты, Волгин, суть пойми боли моей. Блок навигации на твоем истребителе кем сделан? А система управления огнем? Улавливаешь мысль? Наш потенциальный враг поставляет нам боевое снаряжение. А вдруг нам с тем врагом в прямое столкновение войти придется? Ты уверен, Волгин, что твоя пушка выстрелит в нужную сторону? Ты уверен, что вообще окажешься там, где нужно, а не у черта на куличках?
— Дык ведь, господин полковник, нашего-то оборудования нету, нешто вручную кораблем управлять?
— Нету-у-у? А где же оно, Ваня? Отчего в государстве Российском, великом и могучем производство самого насущного в упадок пришло? Не враг ли постарался?
— Не могу знать, господин полковник!
— А кто может? Не тот ли кто все это и сделал? За державу обидно, лейтенант. Скоро на вопрос «Кто взял Крым?» будут отвечать «Американцы!». Потому что куда не сунься, повсюду они, повсюду их длинный нос. И тут вы пьянство и мордобой разводите. Ты иди тому американскому дяде морду набей, что же ты своего русского пилота по морде лупишь?
— Господин полковник, дык он же вас… — напомнил Иван разгорячившемуся Врубелю ловко выдуманную причину драки. — Как же после такого в морду не дать?
— И правильно, что в морду! — махнул в отчаянии рукой полковник. — Свободен! И передай Каховскому, что цугундер по нему, подлецу, плачет! — крикнул полковник в спину выбегающему Волгину.
Иван остался чрезвычайно доволен своей ловкостью и верткостью. Каховский все одно какую-то гадость болтал, язык у него поганый, кто сейчас вспомнит, что он там плел по пьяной лавочке. А так Иван одним махом и начальственный гнев от себя отвел и гада Каховского подставил. Пусть теперь сам бережется, да сторожится, посмотрим, чья возьмет. А что там в высоких сферах творится, то не его Ивана забота. На то есть царь, генералы, пусть у них голова и болит.
Волгин вылетел из кабинета полковника, с грохотом захлопнул ее за спиной и, не обращая внимания на возмущенные вопли секретарши, помчался довольный собой на боевое дежурство. А теперь спрашивается — куда так спешил? Который час без всякого дела томится в тесном салоне полицейского истребителя, страдая от тяжкого похмелья, да еще и заснул в придачу.
* * *
Бывает, проснешься спьяну и не знаешь, в самом ли деле проснулся или сон это?
Есть верная примета: если пьянка продолжается, то это сон; если работа на уме, тоже сон, но дурной.
Вопрос похмелья еще как-то можно устранить, хотя бы чисто теоретически, таблеточек в аптечке поискать, водички попить. Но другая проблема торчит как бельмо на глазу, мешает спокойно спать в ожидании боевой тревоги. И причина той проблемы опять-таки упирается в злосчастную вечеринку.
По-пьяни Иван проспорил друзьям пилотам ящик медовухи, да не простой, а царской, да не просто царской, а из запасов самого графа Меньшикова. Откуда ему в голову вступила такая идея, вспомнить он не мог, но на тот момент знал твердо, что хозяин кабака исподтишка приторговывает диковинками за бешеную деньгу.
Может, когда хозяин сдуру похвалился или Иван услышал чужой разговор, но мысль та занозой засела в Ивановой башке, и надо же было ей выскочить в самое неподходящее время. Одна бутылка того зелья стоила месячного жалованья Ивана, а на ящик царской медовухи ему год пахать, да не пить не есть.
Не выставить же обещанной медовухи — позору не оберешься. Назвался груздем — полезай в кузов. А где денег взять, если до получки еще две недели, счета в банке нет и одолжить не у кого? Хоть на большую дорогу выходи в нерабочее время, прости господи. От таких мыслей настроение Ивана испортилось окончательно — мужчина без денег и не мужчина вроде.
— Семенов, ты чем занят? — отвлекая себя от грустных мыслей, проявил командирский интерес Волгин.
— Гальюн чищу, — вяло отбрехался пилот второго истребителя.
— Пошути мне еще, пошути, — рыкнул недовольно Иван.
— Командир, чего рычишь, по делу или так? — не обращая внимания на недовольство начальства, сонно поинтересовался Семенов.
— По делу… Какое тут дело? Тишина в эфире! Неужто все дежурство так вот провисим, как сопли на елке?
— Грех жаловаться, командир, солдат спит — служба идет.
— Тебе, Семенов, только бы спать. Сейчас бы в бой, в атаку, ну-у-у или в кабак, да по бабам…
— В кабак — это неплохо, — подозрительно легко согласился Семенов. — Может, сорвемся по-тихому? Каха на стреме останется! Каха, останешься на шухере?
— А пачиму Каха? Как пить, так Каха на шухере! Тогда я по бабам, а вы оба на шухере останетесь, алкоголики! — возмутился горячий горец.
Ознакомительная версия.
