Ознакомительная версия.
Во время очередного рейда через кабинет Жаке остановился рядом со мной, нервно потирая руки.
– Вам что-нибудь нужно? – волнуясь, спросил он.
– Ужасно хочу домой, – устало ответила я. – В Москву. Больше ничего.
– Полиция наверняка захочет поговорить с мадемуазель Овчинниковой, – осторожно напомнил начальник охраны. – Она единственный свидетель.
– Ничего страшного, – заверил Жаке, теребя подбородок. Он явно не знал, куда деть руки. – Полиция снимет показания, возьмет адрес, и я уверен, что уже утренним рейсом вы сможете отправиться в Москву.
– Было бы здорово, – кивнула я. Начальник охраны ушел, оставив после себя сладковатый запах сигары.
Мы некоторое время молчали, затем голос подала Верочка:
– Алена, мне…
– Не надо, Вера, – оборвала я ее. Знаю наперед, что она скажет. У нее все на лице написано. – Никто не виноват.
– Поверить не могу, что это произошло в моем доме! – произнес Жаке. – Ведь для приема я специально нанял охранную фирму! Как такое могло произойти?
– Вы знали доктора Энкеля? – спросила я.
– Мы дружим лет десять. Клаус – милейший человек. Умный, образованный!.. Не представляю, зачем кому-то потребовалось…
Он замолчал.
– Я успела познакомиться с ним. Он просил меня перевести одно загадочное слово. Даже не знал, к какому языку оно относится. Чем он занимался?
– Он – самый настоящий доктор медицины. Очень хороший специалист в области биохимии и травматологии. У него своя клиника в Швейцарии.
– А хобби у него какое-нибудь было?
– Его хобби – наука. Он отдался ей беззаветно и всецело. У него даже семьи нет. Энкель по четырнадцать-пятнадцать часов пропадает в клинике… – Жаке замолчал, а затем поправил себя: – Пропадал. В клинике…
Этнограф думал, и мне показалось, что он готов сказать что-то еще. Я оказалась права.
– Знаете, Алена. Не могу судить о хобби доктора Энкеля. Но однажды на день рождения он подарил мне древнюю гравюру, сопроводив ее странной легендой…
Я утопала в кресле. Жаке возвышался надо мной, лицо его обрело задумчивое, отрешенное выражение. Он стеснительно потирал руки, словно они мерзли.
– Легендой? – выдавила я. Отчего-то пересохло в горле.
– Возможно, это сказка, возможно, легенда.
Жаке перестал потирать руки и посмотрел на меня сверху вниз. Отчего-то вдруг сделалось неуютно. Что-то не понравилось мне в его взгляде.
– В одном из городов средневековой Европы, – произнес этнограф, – жил человек по фамилии Ганеш. Он был умен, образован, знал языки, был сведущ в разных науках, но предпочтение отдавал алхимии. Он много времени проводил за текстами древних манускриптов и ставил по их описаниям бесчисленные опыты… Однажды по доносу злоязыких соседей Ганеша схватили и привели к главному инквизитору города – лютому Иоганну Мейфарту. Во время страшного допроса инквизитор обвинил Ганеша в ереси и колдовстве. Обвинения были столь серьезны, что алхимику грозила не плеть и даже не mums strictissimus – каторжная тюрьма, а очищающий костер. Ганеш смертельно испугался и сообщил Мейфарту, что знает, как выделить мертвую воду.
– Мертвую воду? – переспросила я.
– Да. Магическое вещество с могущественными свойствами. Его называли еще «черным львом»… Так вот, инквизитор, алчность которого была больше, чем его вера в Бога, загорелся желанием обладать «мертвой водой». Он отпустил Ганеша и даже дал ему денег. Однако, чтобы алхимик не обманул или не сбежал, инквизитор-францисканец посадил в тюрьму четырнадцатилетнего сына Ганеша.
Опасаясь за жизнь единственного сына, в течение года алхимик не спал ночей и положил здоровье, стараясь выделить «мертвую воду». Но случилось страшное. Сын Ганеша пытался бежать из тюрьмы, и один из охранников снес ему голову. Тело и голову юноши выставили на площади в назидание еретикам и сочувствующим. Узнав об этом, ослепленный горем отец пробрался ночью на площадь и выкрал останки сына, чтобы оплакивать его три дня и три ночи. Инквизитор рассвирепел, повелел схватить Ганеша и…
Жаке обернулся к стене. Проследив за его взглядом, я увидела старинную гравюру в золоченой рамке. Подарок доктора Энкеля.
На гравюре изображался помост с двумя столбами и привязанными к ним людьми. Ноги несчастных утопали в вязанках дров и хвороста, от которых поднимался огонь; чернильные жгуты пламени обвивали страдальцев. Один человек что-то кричал, обращаясь к высокому худому священнику в черной сутане. Второй стоял покорно, закрыв глаза.
– В обычной процедуре аутодафе перед тем, как предать еретиков огню, их сначала душили удавкой на палке, – холодно произнес Жаке. – Это делалось для того, чтобы крамольные речи не оскверняли слух горожан, собравшихся на казнь… Но Мейфарт хотел видеть страдания Ганеша. Поэтому алхимика оставили в сознании. И еще. Видите, пламя какое-то скудное? Инквизитор приказал использовать сырые дрова, чтобы смерть была долгой и мучительной.
Я проглотила сухой комок, застрявший в горле.
– Инквизитор предал Ганеша костру на исходе третьего дня. Алхимик смеялся из огня, и над площадью, над толпой летели его слова: «Глупый францисканец вместо силы двух львов получит пепел укротителя!»
Верочка за столом уронила слезу. Я сидела в кресле, не в состоянии отвести взгляд от древней гравюры. Жуткая история околдовала меня. Только…
– Не поняла, – нарушила я тишину. – А за что инквизитор сжег алхимика? Почему Ганеш вызвал в нем такую неистовую ярость?
Жаке пожал плечами. Повернулся ко мне и закрыл гравюру спиной.
– Вероятно, после смерти сына Ганеш отказался искать для Мейфарта «мертвую воду».
– Тогда при чем тут три дня?
– Наверное, это связано с христианским представлением о вознесении души на третий день после смерти.
– В легенде сказано – три дня и три ночи. Вы не ошиблись в пересказе?
– Исключено, – ответил Жаке.
– Если тело сына выставили днем, а Ганеш выкрал его ночью… Прибавим к этому времени еще три ночи – получится уже четверо суток. Никак не вяжется с христианским обрядом… А если, допустим, юноша был умерщвлен днем ранее, прежде чем его тело выставили на обозрение? Тогда и вовсе пять суток!.. Что-то не сходится.
– Это легенда. В ней допустимы нестыковки.
Если я завелась, меня трудно остановить.
– А кто второй несчастный? С закрытыми глазами?
– Не знаю, – ответил Жаке. – Инквизиция казнила многих.
Почему-то я не поверила его объяснению. Вроде логично, но какой-то червь сомнения скребся в груди.
– Кстати, – вдруг произнес Жаке. – Это загадочное слово, о котором вы упоминали… о котором вас спрашивал Энкель… Возможно, оно как-то связано с Новой Зеландией.
Ознакомительная версия.
