Наконец он махнул посыльному рукой.
Снизу донесся скрежет воротного механизма, открывающего путь в гавань.
* * *
— Ты не представляешь, комит, как долго я мечтал оказаться в твоей гавани, — сказал Тарик. — Но ведь вы, ромеи, нас сюда не пускали. Грязные берберы, поедатели навоза. У нас же нет ничего, кроме страшных баб и полудохлых лошадей, так?
Они ехали вдоль пришвартованных к каменным докам кораблей. На палубах некоторых из них уже блестели щиты комитской гвардии.
— Скоро у тебя будет достаточно денег на хороших коней и женщин.
Улиас остановился в самом конце гавани, где пристань превращалась в широкую площадь и упиралась в городскую стену. Две сотни берберов, не умеющих ни держать строй, ни подчиняться приказам, с гортанными криками рассыпались по пристани, задирая моряков и припозднившихся проституток.
— Держи своих людей в узде, Тарик, — буркнул Улиас. — Иначе у нас ничего не получится.
Бербер хмыкнул.
— Получится. У нас все получится. Деньги — это хорошо. Деньги мне нравятся. — И вдруг заорал: — Но мне мало денег!
Тусклый кривой клинок Тарика вылетел из ножен, и тут же ночной воздух разорвал общий берберский рев.
Ромей рядом с Улиасом слетел с коня в одно мгновение, пораженный копьем в незащищенное горло. Площадь моментально превратилась в бурлящий и орущий кошмар, озаренный мерцающим светом костров и факелов. Берберы носились взад-вперед, насаживая на копья, сбивая на землю всех, кто попадался на пути.
Улиас выхватил меч, осаживая испуганную лошадь.
— Держать строй! В линию! Немедленно!
Ромейская тяжелая кавалерия, полсотни человек, те, кто не успел погрузиться на корабли, ощетинилась мечами, стараясь держаться рядом. Нельзя было им позволять сбиваться в кучу, окруженную со всех сторон. В линию, только в линию, и отступать к стене, под защиту лучников. Берберы были гораздо слабее вооружены, но выигрывали в мобильности. И их было намного больше. Они носились вокруг, словно тени, и Улиас видел, как постепенно редеет его строй. Десятка два берберов уже валялись под ногами, издыхая, копошась в своих рваных грязных тряпках. Но их все равно было слишком много. Прижаться к стене и ждать, когда стрелы со стен очистят пристань, — это было единственной надеждой. Но враг был везде, он мешался с ромеями и тут же исчезал, как темный конный призрак. Комит понимал, что командиры стражи не будут стрелять, опасаясь уничтожить своих. Он услышал, как кто-то наверху, на городских башнях, приказывает открывать ворота и выводить войска, и заорал, чтобы этого не смели делать. Городом рисковать было нельзя.
Он нашел взглядом Тарика. Тот буйствовал у кораблей, носился вдоль доков, а его берберы закидывали дротиками ромейскую гвардию на палубах.
— Тарик! Зачем ты это делаешь, Тарик?! Тебе все равно не взять город!
Тарик услышал.
— Мне не нужен пока твой город, ромей! Мне нужна твоя гавань!
Он подгарцевал ближе, прикрываясь круглым щитом. Вокруг него с дикими воплями носились охранники.
— Ты мне предложил золото. Но моему народу нужен хлеб. Ему нечего есть в пустыне и горах!
— Тогда бери все, что найдешь на складах, и убирайся!
Тарик захохотал.
— Ты же не пророк Иса! Ты не сможешь накормить своими пятью хлебами всех нас! Нам нужна гавань! И нам нужны корабли!
И тогда Улиас наконец увидел то, что не сразу заметил в пылу сражения.
Далеко позади, по ту сторону пристани, в Морские ворота вливались новые толпы берберов. Их темная масса, не освещенная даже факелами, расползалась по гавани, вламывалась в дома, заполняла пришвартованные суда, бросив лошадей. Обезумевшие лошади без седоков срывались с места и носились вдоль доков, налетая на людей, падая, ломая ноги.
— Ты хотел дать золота двум сотням моих людей! — кричал Тарик. — Но есть еще тысячи! Им пришлось зайти без приглашения!
Натиск усилился, вокруг Улиаса падали кони, люди. Он едва успел спрыгнуть вниз, когда один из дротиков вонзился лошади в шею, и она стала заваливаться на бок. Потом долго бился, покрываясь своей и чужой кровью, не чувствуя боли, не ища смерти и не бегая от нее. Вокруг бесновалась черная толпа, и он рубил эту многоголовую дикую сволочь, пока меч не выбили из рук, не навалились кучей, прижимая к мокрым от крови камням пристани.
Перед собой он увидел рваные сапоги с дешевыми медными застежками.
— Видишь, ромей, не только ваш народ может похвастаться хитростью, — сказал Тарик, опускаясь перед ним на корточки. — Спрятать семь тысяч воинов вблизи твоих стен, да так, что никто их не заметил, это только мы можем. Мы же для вас дикари. Грязные. Вот и спрятались в грязи. А цивилизованные люди обычно в грязь не вглядываются.
Бербер поднялся.
— Тащите его на корабль. Он мне еще пригодится.
* * *
Связанный Хиндасвинт все еще сидел на верхней площадке дозорной башни, когда снизу донеслись крики, топот множества копыт, лязг железа, и он понял, что случилось то, чего он больше всего опасался. Берберы были дикарями, но дураками они никогда не были.
Двое стражников заметались у открытых бойниц, не зная, что делать. Снизу уже летели стрелы.
— Эй! Развяжите!
Один испуганно глянул на связанного огромного гота и быстро юркнул вниз по лестнице. Второй задержался.
— Развяжи!
Стражник перерубил веревки, Хиндасвинт оттолкнул его, отобрал меч и бросился к парапету.
Внизу бурлило черное море берберов. Они, подобно саранче, уже покрывали почти всю гавань, но еще больше их было за воротами, на пустыре. И было видно, как с холмов спускаются новые отряды.
На дальнем краю пристани Хиндасвинт разглядел остатки ромейской гвардии.
— Улиас! — заорал гот, чувствуя, как горечь и злоба подступают к самому горлу. — Иуда! Я еще приду за тобой! Ты заплатишь за все!
Позади он услышал топот сапог по деревянной лестнице. Берберы лезли снизу на площадку, выставив вперед свои тонкие недоделанные копья. Гот перехватил поудобнее меч и, зарычав, принялся за работу.
* * *
— А ведь все остается в силе, комит, — сказал Тарик. — Я тебе обещал помочь. Я свое обещание сдержу. Сейчас это будет сделать гораздо проще. Тысячи воинов — это не две сотни.
Улиас не ответил. Он смотрел за корму, туда, где по следу флагманского дромона ползли, преодолевая волны, три десятка захваченных берберами судов. Купеческие, сторожевые, даже мелкие рыбацкие однодревки. Из гавани Септема Тарик увел все суда, способные держаться на воде. Тучи стрел, выпущенные с городских стен после гибели комитской гвардии, выбили, наверное, целую тысячу берберов, но корабли уже было не вернуть. Когда их дромон огибал западный мыс, комит успел увидеть отступающих с пристани всадников, которые оставляли за собой горы трупов и горящие здания.
