Я чувствовал себя, словно меня обманули, и это чувство трансформировалось в бешеную, дикую ярость. Отступив на площадку и получив возможность для маневра, я рубился словно в каком-то неистовстве. Еще один солдат с протяжным стоном рухнул мне под ноги, когда, залитый кровью, я получил сильный удар алебардой по каске, отдавшийся в голове протяжным звоном. В глазах у меня помутилось, и я рухнул на грязный, залитый кровью, каменный пол.
Очнувшись, я сразу пожалел об этом. Малейшее движение головы или руки приносило мучительную боль, но, несмотря на изломанное тело и подкатывающую волнами к горлу тошноту, скрипя зубами, я сумел все же сесть на охапке соломы, опершись спиной на стену. Холод стены в какой-то мере помог снять часть боли и в то же время заставил меня мерзнуть. Спустя время, мне пришлось поменять позу, и сжался на охапке соломы. Постепенно я привел свои мысли в порядок и попытался разобраться в том, что произошло. Как я не крутил различные варианты, но все они сводились к одному и тому же выводу: нас предали. Но кто?
"Кто? Нанятые мною бандиты или... сын коменданта? А если.... Есть, конечно, вариант, что бандиты проболтались кому-то об этом деле! А там пошло по цепочке... и вот вам результат! Логично. Но в чем выгода местным ублюдкам нас сдавать? Если только личные счеты.... Может и так, но уж больно все сложно. Не для местных умов. Хотя отбрасывать этот вариант нельзя. Впрочем... - заскрежетавший засов, разом оборвал мои мысли. Повернув голову в сторону двери, стал ожидать появления своих тюремщиков. Наконец, тяжелая дверь с протяжным скрипом распахнулась и на пороге появилась силуэт солдата с факелом в руке. Отблески пламени играли на лезвие меча, который тот держал в правой руке. Сделав шаг вперед, он поднял факел еще выше и после того как мы встретились с ним взглядами, радостно закричал, обращаясь кому-то за своей спиной:
- Похоже, жив! Вон глаза открыты, господин комендант!
- Дай дорогу, дурень!
Солдат тут же поспешно отступил в сторону, пропуская мимо себя человека, до этого стоящего за его спиной. Следом за комендантом шагнул второй солдат, держащий в руке с факел.
- Чего встал сзади, олух?! - рявкнул на отступившего в сторону стражника комендант крепости. - Встань тут и свети вместе с Марио!
Как только солдаты встали по обе стороны от меня, комендант вплотную подошел ко мне. С минуту внимательно разглядывал меня, потом заговорил:
- Вон ты какой, храбрец. Один против дюжины! Жаль, что меня не было! Эх! Давно я не держал в руках меча! А было время...! Гм! Так что тебя привело в крепость, воин?
- Да вот... в гости решил зайти, - мои разбитые губы с трудом выталкивали слова. - Да вот хозяева оказались не рады.
- В гости, говоришь? Что ж, погости. Места хватит. И все-таки ты мне скажи, зачем тебе понадобилась графиня? Да-да, я знаю, зачем ты пришел. Уже поговорил с одним из твоих приятелей, который перерезал глотку моему заместителю. Ничуть не жалею о нем. Пустой был человечишко. Никчемный. Так зачем тебе графиня?
Некоторое время мы мерялись взглядами, пока комендант не отвел глаза.
- Значит, не будешь говорить?
Я снова промолчал.
- Хорошо. Тогда последний вопрос: ты дворянин?
- Да.
- Значит, есть надежда, что умрешь под топором палача, а не на виселице.
- Воды дайте.
- Будет тебе вода, воин. И на мои вопросы ты все равно ответишь. Потом.
Прошло двое суток. Это нетрудно было определить по двухразовой кормежке в день. Один раз - днем и один раз - вечером. На третьи сутки за мной явились стражники и отвели в подвал. В темном помещении, куда меня притащили солдаты, воняло отвратительной смесью запахов. Пока один стражник охранял меня, другой, ругаясь последними словами и подсвечивая себе факелом, принялся наполнять дровами огромный очаг из рядом стоящей поленицы. Закончив, стал с помощью щепы, разжигать огонь. Он махал руками и дул на разгорающееся пламя до тех пор, пока дымное облако не накрыло его с головой. Вскочив на ноги, он снова принялся ругаться. Его товарищ начал было смеяться над чумазой физиономией приятеля, как в этот самый момент дверь отворилась, и в комнату вошло трое людей. Они по-хозяйски прошли в комнату, не обращая ни на меня, ни на стражников, ни малейшего внимания, после чего каждый занялся своим делом. Один из них пройдя в дальний угол, бросил в угол охапку дров, так я подумал сначала, судя по раздавшимся звукам, но как потом оказалось, это были факелы. Их требовалось много, так как в каменном подземном мешке, не было иного освещения кроме них и огромного очага. После чего он стал обходить камеру и методично вставлять, а затем поджигать их. Их оказалось двенадцать - по четыре на стену, после чего он подошел к очагу и стал ворошить дрова. Как только колеблющийся огонь факелов осветил пространство камеры, я понял, что нахожусь в камере пыток. В дальней от меня стене были вмурованы ручные и ножные кандалы, явно предназначенные для того, чтобы распять человека, а металлические инструменты, изуверского вида, разложенные на рядом стоящей лавке, у дальней стены, были предназначены для пытки человека. При их виде у меня по телу пробежала волна холодной дрожи.
В двух шагах от очага, где сейчас весело потрескивали дрова, стояло кресло, явно металлическое, судя по тусклым отблескам на его поверхности. Как только стало в достаточной мере светло, палач, до этого стоявший неподвижно у лавки с инструментами, наклонился и стал перебирать их, громко гремя и лязгая. Одновременно с ним, третий человек, стал аккуратно раскладывать на столе предметы, которые вытаскивал из сумки. Это была толстая книга, чернильница, рядом с ней легли несколько гусиных перьев и маленький ножичек с рукояткой из слоновой кости, предназначенный для того, чтобы подтачивать перья. Потом он поставил на стол распятие и две большие и толстые свечи, такие я видел на церковных алтарях, затем зажег их и после этого уселся за стол.
Я прекрасно понимал, что меня ждет, и теперь пытался напрячь всю свою волю, чтобы взять себя в руки. Будь я здоров, то наверно легче бы справился со своими чувствами, но мое состояние было усугублено моим физическим бессилием. Я даже сюда не сам пришел - меня притащили солдаты, поддерживая с двух сторон. Две рубленых раны, правда, неглубоких, сломанные ребра и ключица, пробитая голова - это был основной перечень тех ран, что нанесли мне стражники. Мне только и оставалось, что ругаться. На некоторое время все замерли, слушая меня, а потом снова занялись своими делами, только один из стражников кинул мне равнодушно:
