Что я ищу?
Зеленый росток? Или хотя бы кость чужого существа, которое захотело меня — одинокого мальчишку — принять, усыновить? Или тень от деревьев, которые росли тут в день, когда мама повела меня гулять в Ботанический сад? Прощение? Надежду?
Сажа и угли. Угли и сажа.
Я сажусь прямо наземь — плевать, что грунт фонит.
По самой земле, кувыркаясь, несется пакет — и, добравшись до меня, облепляет мое лицо. Закрывает окуляры противогаза и так висит, словно приросший. Я не отдираю его — у меня нет сил. Нет сил жить.
Но налетает новый порыв, и пакет уносит куда-то вверх и вдаль.
Я все еще смотрю на свои сапоги.
Хорошо бы удавиться.
Я наконец набираюсь достаточно злости и отчаяния, чтобы пойти домой — слушать мифы о своем подвиге и подбрасывать еще деталей. Такое мне наказание.
И…
Господи…
Я закрываю и открываю глаза, пытаюсь ущипнуть себя через серую слоновью кожу противогаза… Нет, он не исчезает.
Стекла мигом запотевают, и я срываю маску к чертовой матери — как тогда, на башне.
Он все еще стоит на том же месте.
И тогда, забыв обо всем, загребая своими тяжелыми сапожищами, я неуклюже, трудно бегу к нему, запинаясь об оплавленные железные трубы, рамы…
Я не знаю, что сказать ему. Не знаю, как вообще с ним говорить…
Но я найдусь, я придумаю!
Пусть только это будет не мираж и не морок.
Я подхожу к нему все ближе… Не знаю, откуда он тут взялся, и не хочу спрашивать, чтобы не спугнуть чудо. Я просто верю в него, а вера — это когда не задаешь вопросов.
Он поворачивается ко мне.
Непропорционально длинные руки, огромные темные глаза без белков и зрачков, лоснящаяся черная кожа… Он совсем еще маленький, еле достает мне до живота, и смотрит на меня — снизу вверх. Кажется, что в его глазах — пустота, но…
Я сбрасываю перчатку и осторожно притрагиваюсь обнаженной ладонью к его темени. Боюсь напугать его или сделать больно.
И понимаю: он — один во всем мире.
У него есть только я.
Здравствуйте!
Обычно послесловия к нашим книгам пишут их авторы. Но с этой книгой все немного не так, как обычно.
Во-первых, у нее не один автор и даже не два, а двадцать два. Давать слово каждому мы не можем, назначить кого-то «наиболее достойным» считаем неправильным, а Дмитрий Глуховский может написать только одну докладную записку.
Во-вторых, «Последнее убежище» каким-то мистическим образом завязано на цифрах «1» и «2». Судите сами:
— первая книга «Вселенной» вышла ровно два года назад;
— мы несколько раз переносили дату выхода этого сборника, и в результате он стал двадцать первой книгой проекта, а в его выходных данных значится 2012 год;
— в процессе работы из состава «Последнего убежища» выпали несколько ранее заявленных рассказов, в результате чего их также стало двадцать один плюс один — от создателя «Вселенной».
Право рассуждать о достоинствах и недостатках прочитанных вами историй я оставлю критикам и читателям. Вместо этого, как и все наши авторы в своих послесловиях, хочу сказать пару слов относительно того, что такое «Вселенная Метро 2033» для меня.
Наверное, как и в любом серьезном межавторском проекте, это в первую очередь полифония, возможность общаться с интересными, сложными, талантливыми людьми и участвовать в сотворении. Иногда — понимая друг друга с полуслова, иногда — отчаянно споря, отстаивая свою точку зрения. И быть уверенным: когда во Вселенной появится очередная книга, она обязательно будет яркой, интересной, в чем-то непохожей на остальные. Такой, чтобы, перевернув ее последнюю страницу, хотелось воскликнуть: «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — БУДЕТ!»
Итак, рассказаны двадцать две истории. Среди них есть оптимистичные и безысходные, простые и сложные, жестокие и наивные, написанные маститыми авторами и новичками, для которых публикация в этой книге — первая возможность громко заявить о себе urbi et orbi. Нет только написанных равнодушно. Без сердца. Без любви.
Ведь, в конце концов, каждый понимает смысл названия этого сборника по-своему. Почему бы и не так?..
Вячеслав Бакулин, ответственный редактор «Вселенной Метро 2033»
В повести использован фрагмент песни «Invitation То The Blues» (Tom Waits). Вольный перевод с англ. Данилы Сергеева.
Стихотворение Майка Зиновкина.
Булочная (фр.).
Не за что (фр.).
Привет! Это опять я! / Привет! Как дела? (фр.).
Доктор! Доктор! Моей дочери больно! Помогите! (фр.).
Скажите, с ней все будет хорошо?! (фр.).
Быстро! Быстро! (нем.).
Немецкий солдат не сдается! (искаж. нем.).
Нет! Я — Фридрих-Вильгельм! (искаж. нем.).
Понял, да! (искаж. нем.).
Черт побери! (нем.).
Дерьмо! (нем.).
Понял? (искаж. нем.).
Да, Рудольф… Твоя идея с картами оказалась удачной! Как же доверчивы эти русские! (нем.).
Огонь! Огонь! (нем.).
Помогите мне! (нем.).
