Туда ушли несколько отрядов воинов. С ними отправились Валис, Лагаиси и магистр Таларит. Миллинитинь осталась с лекарками. К моему удивлению, эльфийка моментально подружилась с Жужукой. Краем уха я слышал их разговоры о необходимости построить большой храм Матери-Земли, при котором будет что-то вроде монастыря. Сейчас капища Дарующей Жизнь были и в степи, и в городе. Но орки еще не обзавелись привычкой строить капитальные храмы. Кажется, в вопросе веры намечались реформы — шаманизм постепенно превращался в более цивилизованное язычество…
Но меня не покидало ощущение, что все происходящее не имеет ко мне никакого отношения. Орки вполне справлялись и без моего участия. Лавина сорвалась с горы и теперь неудержимо неслась туда, куда ее направляли законы мироздания. Мир потерял застойную жесткость и начал меняться, сохраняя при этом лучшее из старых порядков.
А мой путь пока был иным.
Здесь, в мире орков, меня интересовало скрытое в западных горах еще одно «Зерно Хаоса». Но экспедиция туда станет возможной только после того, как в столице воцарится порядок. Пока же донесения из Эльтурона были тревожными и противоречивыми.
Город охвачен волнениями, но до серьезной опасности, которая заставит всю армию поспешить в столицу, еще далеко. И вообще не ясно, с какой стороны ждать эту опасность.
Ясно, что за беспорядками стоят адепты некой Прекраснейшей и Мудрейшей. Эта богиня, дескать, дарует своим приверженцам особую мистическую любовь, и ей теперь многие поклоняются. Но богине этого мало, ей нужно, чтобы ее славили все, вплоть до царя царей.
Правда, в последние дни у проповедников новой веры появился серьезный конкурент. Мухтиэль Мудрейший тоже увязался с передовым отрядом орков. Не знаю, что сделал с ним подселенный в мозги мертвый клирик, но сам парень сейчас делал именно то, что нужно. Если реформы назрели — их нужно возглавить и поставить под контроль.
Прекраснейшая стала популярна потому, что горожанам и земледельцам, которых степные орки презрительно называли «землеройками», уже мало шаманов, им нужна настоящая вера в могучих и мудрых богов. А Мухтиэль рассказывал о погибшем ради счастья для всех и каждого Пресветлом. Те, кто еще вчера готовы были рвать глотку за Прекраснейшую, сегодня слушали про Пресветлого. А Мухтиэль вещал о том, что таинственный бог не совсем умер, но рассыпался искрами по миру, и теперь его надо искать в собственных душах.
Теологические споры часто заканчивались мордобоем. За ненаследного принца радостно впрягались степняки, никогда не упускавшие случая поразмять кулаки. Правда, до настоящего кровопролития пока не дошло. Паре адептов Пресветлой проломили головы, но те выжили, так что закон нарушен не был. К тому же у орков забавные понятия по поводу членовредительства. Если кто-то пробьет противнику голову кулаком или каким-нибудь предметом, то это будет считаться убийством. Но если травма возникнет в результате соприкосновения чьего-то черепа со стеной или камнями мостовой, то пострадавший — сам себе злобный баклан. Не умеешь падать — не лезь в драку.
Правда, после одной из потасовок был найден труп странного, покрытого чешуей существа. Его вроде бы опознали по одежде и украшениям, принадлежавшим одному из старост цеха гончаров. Но родственники погибшего, когда им предъявили тело, заявили, что никогда не видели это чудовище. Дескать, уважаемый мастер пропал с полдюжины дней тому назад, его искали, но не нашли. И что, вероятно, этот ящер убил и ограбил их родственника. В общем, труп сочли бесхозным и тоже никаких разбирательств затевать не стали.
Так что пока ситуацию можно было считать находящейся под относительным контролем. До поры до времени.
Я прокручивал в голове события последних недель, пытаясь понять, где и когда ждать следующую атаку Хаоса. На то, что эта чертова Прекраснейшая этот мир так просто оставит, я не верил. Причем я даже, кажется, догадывался, что это за дамочка, но полностью уверен не был. Матушка-Земля, хоть я и устроил ей жертвоприношение, тоже ничего интересного не сообщила. Нет, конечно, она сказала, что чувствует влияние конкурентки, но что это за богиня, описать не смогла. Нельзя же считать описанием ворох эпитетов, из которых самое приличное слово — «сука».
Так что оставалось надеяться только на собственные мозги. И я думал как проклятый. Честно говоря, занятие, которое порой потяжелее, чем мечом махать.
С одной стороны, у адептов Хаоса есть все, что нужно: и «Зерно», и толпа приверженцев. С другой — чего-то им не хватает.
«Что ты обо всем этом думаешь? — снова и снова спрашивал я Асаль-тэ-Баукира. — Почему эти ящеры не готовят новый обряд? А если готовят, то где и когда? Что, звезды, что ли, не тем боком пока стоят?»
«Звезды, наверное, ни при чем, — задумчиво отвечал мертвый маг. — Но ты прав в том, что им чего-то не хватает. Хаоситам, конечно, а не звездам. В моем мире прорывы Хаоса следовали один за другим. То в одном городе, то в другом собиралась толпа фанатиков, проводила обряд — и через день-другой город лежал в руинах, по которым бродили жуткие твари».
«А чего им может не хватать?»
Мы вместе ломали голову, причем в основном мою — от этих разговоров у меня начинала трещать башка, еще не до конца пришедшая в себя после последнего приключения в тумане. Но в конце концов мертвый маг все-таки нашел решение. Причем озвучил его, гад этакий, беззвучным воплем: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Если учесть, что в этот момент я пытался уснуть после целого дня скачки на Мане и потом — очередного военного совета у «старшего брата», то можно представить, что я почувствовал. Только-только начинаешь дремать, а тут в голове кто-то орет как ненормальный!
Застонав, я накинул халат и вышел из шатра. Привычная картина лагеря почти успокоила.
В этот день мы как раз подошли к реке, поэтому орки устраивались с большим усердием, чем обычно. За вечер успели поставить не только шатры, но и загоны для волков и овец, наметили места для тренировочных и «гостевых» площадок. И пахло сегодня не только дымом, но и свежесрубленным, истекающим соком живым деревом. Сезон дождей постепенно заканчивался. В разрывах туч над головой поблескивали звезды, легкий ветерок из степи, прорываясь через запахи лагеря, доносил ароматы цветов и трав…
— При чем тут великий русский поэт? — сказал я вслух.
Даже если кто-то услышит, что лекарь болтает сам с собой, то вряд ли удивится.
«При том, что он памятник себе воздвиг нерукотворный, — загадочно ответил Асаль-тэ-Баукир. — Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа. А хаоситы этого не могут».
