На его руках были грубые кожаные перчатки. Он выглядел, как рабочий с мясоперерабатывающего завода, обитатель какой-то адской скотобойни.
Когда они приблизились, он захныкал и протянул грязную заостренную палку, чтобы напугать их.
Макколл выстрелил ему в голову.
Они прошли мимо содрогающегося трупа, отодвинули брезент и почуяли кровь.
VIII
Грохочущая Саламандра неслась вдоль Кадогасской колонны, поднимая пыль. Харк сидел с кабине, потерянный в своих мыслях. Крийд и Твензет следовали во второй Саламандре.
Баклер, едущий в кабине рядом с Харком, сказал им, что эскорт ожидает их в конце колонны. Баклер был занят передатчиком вокса, раздавая инструкции офицерам, которые примут командование механизированным дивизионом, когда он уедет.
В отдалении, ночное небо было освещено вспышками артиллерийской дуэли в десяти километрах к северу. Танки и бронированные машины мелькали мимо, когда они ехали в центре продвигающейся колонны Баклера.
Харк не обращал внимания на машины и шеренги людей. Боль и усталость почти одолели его. Он раскачивался в своем сидении, сожженный и потерянный, потерянный, как Танитский Первый. Его сломанная механическая рука болела, и он нашел боль слегка смешной.
Глубоко внутри его головы начала играть волынка. Это была Танитская волынка, и они играла так, как только Брин Майло мог играть на ней. Она играла так, как часто играла в его жутких снах эти последние несколько лет.
Он поднялся, стабилизируя себя.
— Комиссар? — спросил Баклер.
— Что-то должно произойти, — сказал Харк.
— Что?
— Скажите водителю остановиться, — сказал Харк. — Что-то должно произойти. Когда бы ни играла волынка, это знак.
— Комиссар, вы устали. Вы прошли через многое...
— Остановите машину! Я могу слышать волынку.
Баклер неловко улыбнулся. — Здесь нет волынок, сэр. Я ничего не слышу. — Харк посмотрел на него. — Вы и не должны, полковник. Я думаю, что она всегда только для меня. Не будете так любезны сказать водителю остановиться?
— Остановись, — крикнул Баклер в водительский отсек. Было ясно, что комиссар не в себе, но это было едва ли удивительно. Не было никакого вреда исполнить его каприз на пару минут.
Саламандра затормозила, покачиваясь на траках. Машина с Крийд затормозила позади нее. — Все в порядке, сэр? — воксировал офицер на борту второй Саламандры.
— Жди, Лейден, — сказал Баклер в микрофон.
Харк выбрался из машины и спрыгнул на пыль. Он сделал несколько шагов вперед. Мелодия висела в воздухе, или в его голове, он не мог решить где. Он почувствовал внезапное, ужасное чувство печали и сожаления. Это было словно разрушение сна, закопанного сна, который он смог, наконец-то, вспомнить.
Он посмотрел назад на другую Саламандру. Крийд с Твензетом выбрались из нее и пристально смотрели на него.
— Харк? — крикнула Крийд.
— Минуту… минуту, Тона, — крикнул он в ответ. Он пошел вперед, вдоль линии колонны, мимо рядов танков с работающими на холостом ходу двигателями и Кадогасских солдат, сидящих на транспортах. Они смотрели, как он проходит мимо, удивленные видом оборванного однорукого комиссара с безнадежным выражением лица.
Харк.
Харк шел дальше, набирая скорость, мимо танков и транспортов в следующей части ожидающей колонны. Он прошел мимо двух рядов тракторов Троянец, буксирующих канистры с топливом на прицепах. Их двигатели гудели, но не заглушали слабую, плывущую мелодию.
Харк.
Водители Троянцев смотрели, как он проходит быстрым шагом мимо.
Еще несколько Троянцев стояли в линию позади перевозчиков топлива. Машины были выкрашены в черное и тащили гораздо более взрывоопасный груз на своих прицепах. Группа людей в фуражках и черных кожаных плащах встали перед Харком.
Это были комиссары, носящие на своих эполетах и воротничках эмблемы Специального Присоединения.
— Дайте мне пройти, — сказал Харк.
Они замешкались, а затем отошли в сторону.
Помоги мне.
Тяжелые клетки с толстыми, железными решетками стояли на прицепах, которые тащили зловещие черные тракторы. Темные фигуры скрывались за решетками, прикованные руками и ногами к голым металлическим рамам в центре каждой клетки. Решетки некоторых клеток были с шипами, обращенными внутрь.
Несмотря на вонь выхлопов, плывущую от тракторов, Харк мог чуять боль. Кровь, пот, экскременты, гангрена и острый запах статического электричества наполняли ночной воздух.
Волынка стала громче.
За каждой клеткой следили темные, тихие фигуры: комиссары Специального Присоединения, сервиторы, вооруженная охрана в черных униформах с необычными полными шлемами с визорами внизу, и мужчины и женщины в темных робах, вооруженные электрическими пиками. Бледные, мрачные лица и закрытые визоры следовали за ним, пока он тащился вдоль линии.
Помоги мне, Харк.
Харк остановился. Он осознал, что по его лицу текут слезы. Печаль, которая разъедала его долгие годы, наконец-то вырвалась наружу, пробив замерзшую поверхность его эмоционального резерва. Он посмотрел на клетку перед собой. Обращенные внутрь шипы были запятнаны высохшей кровью.
Сгорбленный человек в черной коже подошел и встал перед Харком. — Вы не можете подойти к клетке, — прошипел он сквозь гниющие зубы.
— Иди отфесай себя, — сказал Харк.
Позади горбатого подошла женщина. Она была старой и чопорной, ее узкое лицо портило большое красное родимое пятно. На ней было длинное, строгое черное кружевное платье, которое шуршало на пустынном ветру.
— Кастодиан Калкус совершенно точен, — сказала она. — Вы не можете приблизиться к клетке или к экземпляру. Это правила Санкционированного Дивизиона. Это для вашей же безопасности, сэр. Псайкеры, даже санкционированные, опасные животные.
— С дороги, — сказал Харк.
— Дайте ему пройти.
