тюфяке Хелдора. Юноша набросил на нее свой плед, а сам, свив себе гнездо из лапника, прямо так и заснул, в поддоспешнике. - лето близилось к концу, по утрам уже было довольно холодно. Так почти все лето он и пробегал по деревням и весям. Мысленно усмехнулся он тому, что почти две луны даже не забирал жалование - и не надо было, да и в городе он не появлялся… Как там сейчас? Определенно, ему был необходим отдых, желательно, в его любимой таверне.
Евик долго ворочалась во сне – кажется, дочери графа было непривычно спать под солдатским навесом. Майсфельд, однако, иных распоряжений не давал, поэтому молодой дружинник, по его собственному разумению, все еще был за нее в ответе. Девушка, наконец, устроилась так, чтобы ей было тепло и удобно – она повернулась и уткнулась носом в спину Хелдору. Он, вздохнув, принял это, как неизбежное зло и, наконец, уснул.
Утром всех погибших сожгли – еще и некоторые раненые, увы, не смогли пережить эту ночь. Казначея среди них не было – он продолжал бороться. На своих и чужих никого не делили: каждый из погибших, как ни крути, был подданным Арн-Дейла.
Всех дружинников Аррена и йоменов отпустили на все четыре стороны. Граф сообщил их командирам, что будет рад принять их присягу. Дружины «желтопузых» больше не существовало, и это обидное прозвище кануло в лету.
Наибольшие потери среди воинов понесли стражники – бой вышел для них тяжелым. Погибли и зрелые мужи, и весьма молодые подмастерья. Погиб даже один серебряных дел мастер, что было большой потерей. Но ни слова не было сказано о том, что это было зря. Все они, как настоящие воины, сражались в едином строю, и помогли Майсфельду одержать победу - как и сказал Альберт, это было не обязанностью, а привилегией.
Междоусобица прекратилась, но Арн-дейл ждали новые испытания. В этом сражении Майсфельд потерял сто восемьдесят дружинников, цифра, пугающая своим числом. Потери среди воинов графа раньше были незначительными и досадными - даже во время давней стычки с Фахро стольких дружина не потеряла.
Костры догорали, но, кажется, армии Арн-Дейла было не суждено двинуться к городу до следующего утра – бережно складывались катапульты, баллисты, походная кузница. Маркграф, в присутствии коменданта бывших мятежников, честно поделил те драгоценности и монеты, что были найдены во дворце. Не желая показаться скрягой, он запросил у того список людей, что прибыли с ним, и исходя из этого, выплатил им недельное жалование своих младших дружинников. Войтех оказался дележкой доволен.
Неизвестно, сколько он прибрал себе в карман, но на военном поприще он потом себя, в общем то, не показывал – так он и остался самопровозглашенным не то мэром, не то старостой – смотря, чем можно было считать Посад - лишь на том основании, что сотня дружинников так и осталась при нем, выполняя роль и стражников, и сборщиков налогов, и дозорных.
Впрочем, на "гражданском" поприще Войтех работал на совесть, и о укреплении вверенных рубежей не забывал - держал брод, выходивший на Стюрангард в полном порядке, и возле него, равно как и Предгорьях, построил две деревянные крепости. Более того, к Майсфельду исправно привозились кожа, металл и продовольствие – что-то в качестве податей, а что-то торговалось на городских и деревенских ярмарках. И это было только начало – маркграф над каждым десятком-другим деревнями назначал фогта, причем из местных, чтобы можно было уже с ним решать и товарно-денежные вопросы, и сбор ополчения при необходимости. Фогты службу несли исправно, товар доставляли в срок, а караульные посты держали в порядке – меньше всего таким мелким чинушам, как ни крути, хотелось, чтобы их дела стал проверять кто-то извне.
Также, чтобы не терять время, он стал принимать присягу у тех воинов, что уже сразу решились перейти к нему на службу. Немало было бывших дружинников князя - у многих все равно так и не было ни кола, ни двора, потому "отправляться на все четыре стороны" им было попросту некуда. Часть йоменов примкнула к хобиларам, в том числе и Уот со своими лучниками. Многие из них имели при себе лошадей или мулов, так что вполне для этих задач годились. Дозорных необходимо было много – земли, которые необходимо было обходить, выросли, по большому счету, вдвое. Многие приграничные и отдаленные села об этом, скорее всего, были еще и не в курсе. Помогать в приеме новобранцев маркграфу вызвалась Евик – та старательно записывала все, что необходимо, время от времени задавая вопросы. Было необычно называть "новобранцами" такое количество мужчин, чьи волосы и бороды уже тронула седина.
Кажется, Евик была довольно образованной, а не только грамотной. Майсфельд охотно принял ее помощь, потому как Карви лучше было поручить сворачивать лагерь, а казначей все так в себя и не пришел. А девушке, по нелепой случайности разом потерявшей семью, было жизненно необходимо найти свое место в этом мире и отвлечься от невеселых мыслей.
В старшей дружине, несмотря на неизбежные в таком жестоком штурме потери, прибыло – после того, как Иверень и еще три десятка после штурма приметили и возвели в новое качество. В младшую же набилось немало и воинов Аррена, и новобранцев из деревень – такими темпами, Младшая дружина разрастется и до двух тысяч. Это одновременно и радовало, и пугало – кажется, Цитадель придется расширять. Привычный уклад дал слабину – одно дело, когда на две сотни старших дружинников порядка восьмисот младших, но теперь на каждого ветерана приходилось по десятку бойцов! И то ли еще будет, ведь престиж его войска, как ни крути, неуклонно рос.
Хелдор, оставив Евик в кампании Майсфельда, наблюдал за работой коротко стриженного, седого мужчины. На синеющих от частого бритья щеках пробивалась недельная щетина.
В лагере приводили в порядок тяжелораненых, в том числе и пленных. То есть, пленными они были лишь номинально – тех, кого возможно, врачеватели сразу отдадут на поруки воинам, которые остались за Войтехом. После хлопот с наиболее пострадавшими бойцами, Джеремус и его фельдшеры смогли обработать раны всем остальным. Несмотря на общий упадок культуры, он не опустился до всяческих ритуальных исцелений, кровопусканий и прочего «варварства», как говорил он сам. Так же он, к ужасу деревенских
