Улиас вернулся к своему прежнему занятию. Вот уже битый час он пытался разрезать веревки краем собственного изуродованного доспеха. Наконец ему это удалось.
Вокруг никого не было. У балдахина догорал костер и бродили бесхозные лошади. Он выбрал самую молодую и норовистую.
Он ехал долго, не разбирая дороги, пробираясь на восток через кустарник, мелкие речки и рощи, подальше от боя. Надеясь выбраться рано или поздно на дорогу, соединяющую побережье и Толетум. С Родерихом все было кончено, он был уверен. Сейчас уже был новый король, неведомый ему, тот, что стоял за правым флангом тяжелой кавалерии. Надо было скорее пробраться во дворец, пока новый хозяин не заявился туда со своими союзниками. Внезапно его резанула страшная мысль, что Родерих мог держать Флорию при ставке, в обозе. Он хотел было повернуть, но тут услышал впереди какой-то шум.
Там была излучина реки, превратившаяся в топкое болото. Два бербера носились вдоль берега, потрясая дротиками. Посреди излучины увяз в жиже белый конь с позолоченной попоной. Улиас сразу узнал всадника. На берегу и в грязи валялись вперемешку трупы дикарей и королевской свиты.
Молча, не думая ни о чем и не чувствуя ничего, даже ненависти, он пронесся мимо берберов, снеся голову одному и вонзив меч в спину другому. Потом остановился у края болота.
Родерих смотрел на него, и в его взгляде была такая же пустота. Его конь безуспешно пытался выбраться и уже выбивался из сил.
— Где моя дочь, рекс западных готов? Если ты оставил ее во дворце, твоя смерть будет быстрой.
— Откуда я знаю, где твоя дочь, предатель, — огрызнулся король. — Я не видел ее уже несколько месяцев, с тех самых пор, как…
— С тех самых пор, как — что? Как воспользовался ее беззащитностью?
— Да не было ничего, идиот! Ты поверил пустым слухам.
— Которые ты сам распускал?
Родерих выругался от бессилия. Резко потянул поводья, так что на морде у коня выступила кровавая пена.
Улиас тронул лошадь вперед.
— Хоть сейчас скажи правду, рекс. Скажи, что был неправ и раскаиваешься.
Казалось, болото расступается перед лошадью Улиаса, как море перед Моисеем.
— Король не может быть неправ! Слышишь, ты, раб! Подлый тупой раб!
Клинок вонзился ему в горло, перерубив с хрустом позвонки и выйдя наружу через чешуйчатую затылочную сетку. Родерих захлебнулся кровью и свалился в грязь. Некоторое время его тело лежало на поверхности, раскинув ноги и руки. Затем медленно погрузилось в зловонную муть.
Улиас выбрался на берег.
— А король действительно прав, — сказал кто-то рядом.
Улиас оглянулся и не сразу заметил среди трупов еще живого. Покрытый грязью и кровью, с неестественно вывернутой ногой, Теодемир, сын Эрвига, начальник королевской охраны, повторил:
— Король прав. Ты идиот. Твоя дочь сбежала непонятно с кем и непонятно куда. А ты, вместо того чтобы приехать в столицу и разобраться, побежал к берберам. Знаешь, в чем твоя главная проблема? Ты заранее уверен, что власть вероломна и способна по отношению к тебе на любую подлость. Тебе проще довериться чужаку, чем собственному сюзерену.
— Где моя дочь?
Теодемир хмыкнул.
— Никто не знает. Мы ее искали. Даже следов не нашли.
Он зашипел от боли, пытаясь дотянуться до изуродованной ноги.
— Я знаю, теперь ты будешь изводить себя виной за то, что сделал. Тебя не жалко, комит. А вот за что другие страдают?
Улиас не ответил. Отпустил поводья и позволил коню идти вперед, в лес, неважно куда.
* * *
Победители встретились на закате посреди разграбленного королевского лагеря.
— Ты выполнил свою часть обещания, — сказал Первый. — Мы выполним свою. Можешь забирать все, что найдешь здесь, и убираться к себе за пролив. Мы не будем чинить тебе препятствия.
— Всегда знал, что на слово гота можно положиться, — насмешливо произнес Тарик и поклонился. — Я так и сделаю. Только попозже. А то мои ребята на радостях снова разбежались в разные стороны. Они такие непослушные. Никакой управы на них не найдешь. Горячая кровь, что вы хотите. Дай мне месяц-другой. Я их соберу и тут же оставлю в покое твою благословенную землю.
Первый коротко кивнул и повернул прочь, сопровождаемый многочисленной свитой. После победы многие командиры и наместники решили воспользоваться ее плодами.
— Брательник, они снова начнут грабить деревни, — прошептал Второй. — Так нельзя.
— Пусть грабят, — поморщился новый король. — Нам не до этого. Десяток городов уже откололся и заявил, что не будет платить. Разберемся с ними, потом займемся берберами, если они к тому времени не уберутся. Всегда помни, что наш главный враг — не бандиты, а такие же, как мы. Претенденты на большой пирог. Их нужно уничтожать. А с бандитами всегда можно договориться. В конце концов, они нам еще пригодятся. Конница у них неплохая. Быстрая.
* * *
Улиас ехал по старой имперской дороге день и ночь. Ехал на восток, пересекая южные провинции Западного Королевства. Ехал мимо сожженных полей, разрушенных деревень, мимо уже раздувшихся крестьянских трупов. Временами его обгоняли мелкие берберские отряды, старающиеся поживиться тем, что еще не успели увезти, убить или изнасиловать их предшественники. Они его не трогали, посмеиваясь и называя союзником. Зато иногда он трогал их, вырезая с механической жестокостью. Затем ехал дальше, чувствуя, что ничего не может сделать с черной пустотой внутри. Дороги постепенно заполнялись беженцами, сумрачными мужиками, осунувшимися заплаканными бабами, малыми детьми, телегами с нехитрым деревенским скарбом. Они его не знали, а потому иногда расступались, глядя с надеждой и желая доброго пути.
Когда впереди показалось море, он наконец встретил человека, который узнал его.
Солнце клонилось к закату, и Хиндасвинт вышел на дорогу из тени давно разрушенного имперского поста, загораживая путь.
— Слезай. Ты приехал, Улиас, комит города Септема.
Улиас медленно спешился. Отпустил коня, хлопнув ладонью по крупу.
— Я не буду с тобой драться.
Гот пожал плечами.
— Не дерись. Это не помешает мне сделать то, что я должен.
Он вынул меч. Сказал:
— Меня не интересуют твои внутренние переживания. Ты сделал достаточно для того, чтобы перестать считать тебя человеком.
Улиас опустился на колени, без страха глядя на то, как приближается его смерть.
— Я не прощу себя за то, что навел на страну бандитов, — прошептал он. — Не прощу за грабежи, убийства и мучения многих тысяч людей. Но я не виню себя за убийство короля. Король должен был умереть, и он умер.
