Ознакомительная версия.
За несколько минут пришли все знакомые и друзья. Прагматичный фон Цорн, умный Орландо, обиженный Гамлет, настороженный король Клавдий, веселый поросенок Пятачок, простоватый Лаэрт, эсэсовец в черном мундире, которого я застрелил несколько дней назад, надменная Офелия, серьезный хоббит Фродо, насмешливый вампир Эмиель, перепуганная Брюнхильда, невозмутимый мальчик Ханс…
А может, мне все это только казалось? Нет? Тогда почему все, как один, уговаривали не трогать красный ключ и пойти с ними? У нас, мол, настоящая жизнь, а ты, стоеросина дубовая, выбираешь нежизнь?.. Жить гораздо интереснее! Правда-правда!
Не пришли только те, кого я ждал. Дастин, святой Бернар и… И Сергей, оставшийся в мертвом мире…
Двадцать один день. Три недели. С девятого апреля по тридцатое. Я был уверен, что это Игра. Большая. Игра перестала быть таковой, когда я вижу рядом с собой труп человека. Просто человека, и не важно, что я уважал его, слушался, видел в нем друга. По-своему любил, наконец!! Человека, который связывал меня с моим миром, с моей сказкой, с моей мечтой, запрограммированной в каждом из нас…
Ты его убил, гаденыш. Но меня ты не получишь! Я уйду прочь. Уйду от тебя, тварь, осмелившаяся сделать человека крысой! Сбегу! Самым простым способом!
* * *
Я перепроверил данные на мониторе миномета, перекрестился и повернул красный ключ, пробормотав:
– …Последний негритенок посмотрел устало, пошел повесился и… И никого не стало…
Восемь коротких стволов «Искры» послушно ф-фукнули, отправив в небо девственной Афродиты четыре пары элегантных черно-желтых стрел.
Дастин лежал рядом. Молчал. Я сидел рядом, скрестив ноги по-турецки… Услышал тихую речь Навигатора:
– Комплекс и все сети восстановлены на сто процентов. Передаю свои функции системе мониторинга окружающей среды «Рамзес». Спасибо за приятное сотрудничество.
Я, опираясь кулаками в землю, встал, задрал голову и раскинул руки, словно ожидая принять объятие. Уже ничего не важно. Я свободен!
Вверху, совсем близко, зажглась звезда, которую я сам создал.
И мы обняли друг друга.
* * *
Ядерный взрыв – это очень красиво. Это абсолютная белизна, распадающаяся на спектр. Это смерть, настигающая тебя как луч света. Смерть, в которую ты погружаешься и принимаешь ее как избавление. Смерть, достойная самого великого, но доставшаяся тебе. Жребий решает. А жребий не ошибается. Орел-решка…
Орел!!! Черт-те знает в который раз!
Это прекрасная смерть! Ничего лучше я не видел и, наверное, никогда не увижу.
Словом, я умер.
Мгновенно.
Глава последняя
О бесконечной жизни
– Cпрашивайте, – проколов меня взглядом бывалого следователя-инквизитора, сказал Бернар Клервосский. – Вы теперь имеете полное право на любые вопросы. Обещаю отвечать предельно искренне.
– Почему?.. – Я запнулся и сформулировал по-иному: – Вернее, ради чего?
– Ради рождения, – непонятно ответил святой, – роды всегда проходят тяжело, будь то человек или… Или нечеловек. И вы вдвоем с мистером Роу вполне достойно приняли младенца.
– Младенца? – Я вздернул брови.
На зеркальной поверхности круглого озера всплеснула хвостом крупная рыбина.
– Да, младенца. Рожденного никакими не Высшими силами, не по чьему-то хотению или повелению, а созданного самой Вселенной. Любая система, в том числе и мир тварный, но неживой, развиваясь, со временем порождает разум. И жизнь. Точно так же, как давным-давно примитивные молекулы на основе соединений углерода усовершенствовались, превратившись в живую клетку. Прошло много времени, и эта клетка стала вами. Или, например, мною – я ведь тоже жил на Земле, пускай теперь навсегда переселился сюда.
– Тогда как объяснить библейские рассказы? – Я решил, что наконец-то сумею поддеть святого Бернара. – Ну там «вначале Бог создал небо и землю…». Странно слушать от вас речи, больше подошедшие бы студенту-физику.
– Не умничайте, – нахмурился аббат. – Вы знаете, что Господь создавал Вселенную шесть полных суток, на седьмые же отдыхал. Об этом четко написано у Моисея, в «Бытии». Только не принимаете текст – безусловно, истинный! – буквально. Шесть суток – сто сорок четыре часа. Восемь тысяч шестьсот сорок минут для вас, человека, привыкшего к определенной единице измерения времени. Человека, обитающего на одной конкретной планете, скорость вращения которой и дала возможность названную единицу времени вычислить. Но ведь Господь человеком не является и на Земле постоянного жительства не имеет. Подумайте сами, сколько могут длиться сутки с точки зрения Бога?..
– Теперь понятно, почему здесь солнце зависло, – хмыкнул я. – Исчисляем время по-божественному. Закат, как полагаю, надо ждать через миллион лет?
– Вы как были клоуном, так им и остались, – припечатал меня бывший аббат Клерво.
Замолчали. Бернар ждал моих вопросов, а я не хотел их задавать. Смысла нет. Все ведь кончилось, верно? Я нахожусь там, где заканчиваются все пути, жду решения своей участи (самоубийца все-таки! Таких через Врата не пропускают – смертный грех) и пребываю в меланхолии, породить которую может только ожидание неминуемой вечности, на пороге каковой я восседаю.
– Вас не следует пускать за Врата лишь потому, что вы предались самому страшному греху, порождающему многие другие, – унынию! – Бернар по-прежнему слышал мои мысли. – Знаете, что однажды написал один великий поэт, посвятив строки такому же псевдострадальцу, как вы? Слушайте:
Ты был грешен! Духовным блудом запятнан и развращен
Жаждой тайны, запретной людям, твой дух навеки
смущен.
Ради истины, ради знания
Сам отправил себя в изгнание,
Сам себя наказал потерями
За безверие, за безверие!
Ты был грешен. Ты впал в унынье, сломив себя, как клинок,
Без надежды на Божье чудо, поверил, что одинок.
Без надежды во тьме безверия
Сам себя наказал потерями,
Слов молитвы забыл звучание
От отчаянья, от отчаянья!
Если б жизнь тебе дали заново – что исправил бы ты?
Шаг последний – момент признания у последней черты…
– В чем надо признаться? – абсолютно безнадежным тоном перебил я Бернара. Какой последний шаг? И вообще, кому адресованы эти стихи? Я никогда не хотел заполучить никакую тайну, тем более запретную! Вы обвиняете меня в безверии? В отчаянии? Да, грешен. Каюсь. Там, на Афродите, нельзя было верить ни во что и ни в кого! Там не было ничего настоящего!
– Отчего же, было, – поджал губы Бернар. – Например, то адское устройство, с помощью которого вы покончили с собой и в результате оказались здесь. Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, однако я не вижу смысла в дальнейшей беседе – вы просто потеряли интерес к сущему. Итак. Стихи написаны той ночью, когда инквизиция сожгла последнего Великого Магистра Ордена тамплиеров Жака де Молэ в 1314 году. Но процитированные строки можно отнести к каждому смертному, теряющему веру. К вам, например. Только что вы говорили, будто на Афродите не было ничего настоящего? Так зачем верить в нереальность? Вы создали себе идола – уверовали, будто нереальность стала реальностью. Идол вас и погубил…
Ознакомительная версия.
