Оправившись от ужаса, народ, как разгневанный слон, растоптал фанатиков в лемурьих личинах. А через несколько лет вопреки усилиям хозяев улетевшего «Аякса» грянуло разоружение. Сначала ядерное. Затем, после ряда попыток притормозить время, всеобщее и полное…
По мере удаления от Земли все глубже погружалось в мертвый сон сердце «Аякса». Миновав ловушки тяготеющих планет, «спейс фортресс» выплыла далеко за пределы Системы. Обгоревшая, изъязвленная титановая башня подобно киту дрейфовала в пустыне пустынь, неся под мертвым сердцем зародыш неслыханного взрыва. Солнце монеткой поблескивало за кормой. Еще ни один земной корабль не бывал в этих местах.
Повинуясь власти Солнца, «Аякс» выполнил параболическую орбиту, равную дорогам самых вольных комет. В положенный час он вернулся к Земле, окруженной двойным кольцом обитаемых спутников — лабораторий, заводов, энергостанций, которые больше не загромождали зеленую планету.
Возможно ли осмотреть и ощупать каждый кубический километр околоземья? Диспетчеры Внешнего Пояса не заметили темную, холодную, молчаливую «крепость».
Оказавшись вблизи Луны, вышел из летаргии мозг; в хитросплетении кристаллов зазмеились первые импульсы. Такова была воля давно почивших конструкторов: «овермун», лунная петля. Обогнув Луну, включить двигатель и поразить земную цель, неуязвимо для антиракет ударив из открытого космоса, — вот что помнил и неукоснительно выполнял мозг «Аякса». Офицер-программист исказил траекторию, окровавленной рукой выбросив дракона в сторону от Луны. (Давайте думать о человеке хорошо.) Но он не мог предусмотреть все последствия. Удар был только отсрочен. Параболическая орбита властью Солнца вернула смерть к заданному пределу. Получив сигнал приборов, измеряющих тяготение и магнитную активность, вспыхнул мозговой очажок. Давно забытая лихорадка работы охватила джунгли кристаллов, проникла в сердце.
Словно помолодев от векового сна, сердце закружило едкую кровь, подожгло — и плеснуло в замороженные сопла.
«Спейс фортресс» уверенно шла на цель.
Гурьев тщательно, как перед экзаменационным полетом, срастил швы скафандра и шагнул в предшлюзовую камеру.
Когда он потревожил Главную диспетчерскую Пояса, ему ответили, чтобы он хорошенько проверил показания приборов, потому что во всем флоте давно уже нет ни одного жидкостного ракетного двигателя, а если есть, то это чья-нибудь личная инициатива, и дело Гурьева — передать рапорт «вниз», Земле.
Руководству полусотни станций, следящих за тысячами судов, было не до мелочей, не до каких-то неведомых умельцев, воскрешающих историю космоплавания.
Он предупредил Землю-Грузовую и Землю-Главную. Там занялись измерениями, а потом поблагодарили Гурьева и сказали, что ракета действительно идет из чертовой дали, а значит — при ее ничтожной скорости, — запущена очень давно. Может быть, она несет погибший экипаж, а машина, построенная в ином столетии, просто не знает, что надо отдавать рапорт. Во всех случаях Гурьев совершил значительное открытие, и ему этого не забудут. Монстра же подхватят силовым каналом в атмосфере и благополучно посадят.
Тогда бы надо было Алексею успокоиться и даже возгордиться, но он и не подумал.
В глубине его голубоглазой, влюбчивой и дисциплинированной души, возможно попав туда не по адресу, жила, как щука в ясном озере, безошибочная интуиция. Подтверждая выкладки парапсихологов, малоопытный Гурьев каялся предчувствиями. Когда трещал зуммер личной связи, он уверенно говорил первым, не дожидаясь никаких «алло»: «Здравствуйте, богиня Ника», или: «Я вас слушаю, Ахмед Касымович» (так звали шефа), или: «Я повторяю — причалы заняты до особого распоряжения». Знал по звонку, кто вызывает!
Вот и теперь: не успокоили Алексея ни силовой канал, ни похвалы. Вещий голос нашептывал тревогу.
Он еще раз набрал код Земли-Главной. Координатор космодромов ответил вроде бы менее приветливо.
— Вы видите объект, о котором я докладывал?
— Разумеется, во всех подробностях.
— Вы использовали для идентификации систему памяти Космоцентра?
— Использовали, — с подчеркнутой кротостью сказал координатор.
— Ну и что?
— Точных аналогий нет, но общая конструкция соответствует восьмидесятым-девяностым годам двадцатого века.
— Двадцатого?!
— Да, это какой-то зонд-автомат, случайно или намеренно выведенный на очень вытянутую орбиту и включивший двигатели вблизи Луны. Еще раз огромное вам спасибо, Гурьев.
— Да я не о том… Раньше… раньше бывали такие случаи?
— Подобные. Ловили станции, ракеты-носители, зонды, но, конечно, не вековой давности и не в активном полете. Вас еще что-нибудь интересует?
В последних словах лязгнул откровенный начальственный металл: «А занимались бы вы своим делом, диспетчер». Но если деликатный Гурьев срывался, остановить его было трудно.
— Но почему, почему машина не определила точно?! Ведь в Космоцентре должны быть данные обо всех запусках, от начала космонавтики!
Молчание.
Шуршащий, бормочущий эфир подобен некоему громадному колодцу, где долго бродят причудливо искаженные отзвуки твоих слов. Особенно когда собеседник молчит.
— Часть документации утрачена, Гурьев. Особенно той, что касается конца двадцатого века. Вы же знаете, что тогда творилось на Земле… Ничего, скоро разберемся. А почему вас, собственно, так волнует тип ракеты?
Профессиональное терпение координатора оказалось большим, чем ожидал Гурьев. Кажется, на Земле-Главной смирились с допросом, а может быть, решили, что переполох да кольце спутников имеет основания.
— Не знаю… Мне подумалось… только вы не смейтесь! Мне подумалось: а вдруг это боевая ракета? Может быть, даже с атомным или термоядерным зарядом?
Там как будто улыбнулись.
— Исключено. Земля не вела войн в открытом космосе.
— Вы ведь сами говорите, что часть документации погибла!
Шептались, посмеивались, безмятежно текли эфирные волны.
— Извините, диспетчер, мне пора вернуться к моим прямым обязанностям. А вам, вероятно, к своим.
Щелчок отключения.
Наверное, уже разливали шампанское историки космоплавания — шутка ли, сама валится в руки жидкостная колымага эпохи первых экспедиций!
«А вам, вероятно, к своим».
Правильно, к самым непосредственным!
Есть право, дарованное уставом для крайних случаев: временно передать власть автоматам и догнать судно на сторожевом ионном катере, обычно праздно пылящемся в ангаре любой станции.
Потому-то и срастил Алексей швы скафандра и через шлюз-7 шагнул под своды безвоздушного ангара. Услужливо зажглись прожекторы, скрестив лучи на плоской, напоминающей портсигар машине с двумя соплами по бокам. Под закругленным лбом катера сидели глубоко утопленные глаза объективов.
