Бремя победителя - Денис Александрович Агеев

— Я жив, — почему-то сказал я, и мне от этого стало стыдно. Потому что, наверное, понимал, что Ролдан и все те, кто был на его стороне, были уже покойниками.

— Мы давно уже все мертвы, просто еще не знаем об этом, — прозвучал голос Фроста. — Я так скажу: лучше принять действительность такой, какая она есть.

— В смерти нет ничего плохо. Она успокаивает, — произнес Нойс. И его лицо тоже осветилось.

— А еще она обусловлена природой вещей, — добавил Виллис. Его силуэт появился рядом с Ролданом.

— Дорогой, ты разве не хочешь вернуться? — снова голос жены. — Но мы тебя так ждем, так ждем…

Игла в сердце прошла насквозь, а грудь запылала. Я сморщился от боли, отчаянья и от дикого желания броситься в объятия жены. Возможно, я бы это и сделал, если бы… если бы мог пошевелиться. Но я не мог. Я словно смотрел на все из иной реальности, влиять на которую не имел возможности.

— Нам всем крупно не повезло, брат. Это гребаная суровая правда жизни. Но мы в этом не виноваты, — сказал Ролдан.

— Выжить может только один, — парировал я. — У меня есть шанс.

— Ты же знаешь, что нет никакого шанса. Это все обманка, пустая надежда, данная нам для того, чтобы мы не опускали руки и ожесточеннее бились на уровнях с тварями, — проговорил Перк.

— Да, Шой, узкоглазая макака права — долбаные локсы никогда никого не отпустят. Арена забирает всех, — вставил Ролдан.

Они были правы. Мне не выжить. Даже если удастся победить неизвестных врагов на оставшихся двух уровнях и дойти до конца, это все равно ничего не изменит. Об этом говорил Илион Шайт — один из предыдущих участников турнира, который оставил послание в самодельной статуэтке. Об этом догадывались и мы сами.

— Папочка! — всхлипнула младшая дочка. — Мы тебя так любим. Возвращайся, пожалуйста. Нам так плохо без тебя. Так грустно.

— Да, пап, я обещаю, что мы всегда-всегда будем вести себя хорошо, — заверила старшая.

Раскаленная игла боли зажгла еще сильнее. Глаза закололо от горячих слез.

Я находился перед выбором? Но почему? Я и так на Арене, а значит, выхода у меня нет. В любом случае я не вернусь домой. Но к чему тогда все это?

— Потому что только ты можешь все изменить, — прозвучал голос Лайсона, и его силуэт появился прямо передо мной. Он как будто не принадлежал ни первой, ни второй группе.

— Не вмешивайся, капрал, — сказал Ролдан. — Никому не изменить Арену.

— Арену — нет. Но ты можешь изменить отношение людей к ней. Ты уже это начал делать. Многие локсы болели именно за тебя, когда ты бросил флаг Империи в грязь. Ты показал, что нет той силы, которая может сломить дух настоящего человека.

— Я всего лишь обычный участник турнира, — произнес я тихим голосом. — Я ничего не смогу изменить.

— Все когда-то рушится и ломается, — проговорил Лайсон. — Ты начнешь, другие продолжат. Быть первым тяжелее всего. Но чтобы выжить и что-то изменить, ты должен кое-чем пожертвовать.

Капрал многозначительно поглядел на Эрику и дочерей. Подсознательно я ожидал чего-то подобного. Чтобы выжить, я должен забыть о семье. Первый шаг к этому я уже сделал — активировал «Вампира». Вслух этого я не произносил, но по лицу Лайсона понял, что именно про эту жертву он и говорил. Чтобы победить чудовище, нужно самому стать чудовищем. Невеселая парадигма. Но самое главное заключалось в том, что я уже давно все решил, а этот сон-видение, присутствие в котором я осознавал в полной мере, лишь закреплял мое решение. Ставил последнюю точку.

Шум листвы стал стихать, а силуэты людей — покрываться тенью. Лишь лицо капрала по-прежнему стояло передо мной несмываемым пятном. Но вскоре исчезло и оно. И я вновь окунулся в бездонную пучину тьмы.

Проснулся я с неким умиротворением в душе. Словно все мои прежние переживания и заботы стали вдруг несущественными. Что-то глубоко внутри меня надломилось. Я совершенно точно осознал, что не выживу на Арене, а если даже и выживу, то это все равно ничего не изменит. Я не смогу вернуться домой и больше никогда не увижу семью.

Кости и мышцы ломило так, словно я вчера в одиночку разгрузил транспортер. Что-то непонятное творилось с челюстью — нижняя ее часть онемела, да и сама она как будто стала шире. В верхних клыках ощущалась ломота. А еще невообразимо хотелось пить.

Я заглянул в нейроинтерфейс. До завершения активации гипермутации оставалось еще чуть больше четырех часов. Я вздохнул и пошел в кухонную зону. Набрал стакан воды и осушил его за полторы секунды. Тут же налил второй и тоже выпил. Потрогал верхний левый клык. Либо мне казалось, либо он действительно стал больше. Быстро же я превращаюсь в чудовище.

В жилом блоке было тихо как на свалке списанных звездолетов. Я почти физически ощутил всепоглощающую пустоту внутри и вокруг. Не знаю что меня на это сподвигло, но я почему-то медленно зашагал к жилой ячейке Айрекса. Когда же увидел, что она пуста, в груди тоскливо защемило.

— Айрекс, — позвал я напарника, но никто не откликнулся, лишь тихое эхо заскользило по стенам, но и оно быстро исчезло.

И куда он подевался? Неужели сменил ячейку? Я запустил пси-обзор и понял, что кроме меня в округе никого больше не было. Похоже, напарника вывела администрация, когда я спал. Но зачем?.. Странно все это.

Сделав бесцельный круг по жилому блоку, я вернулся в свою ячейку и лег на койку. Пролежал долго без сна. Пришло уведомление о завершении активации гипермутации. Ну вот и все. Мосты сожжены окончательно. Назад дороги нет.

В какой-то момент я уснул и проспал еще несколько часов. Снов больше не снилось.

Платформа остановилась и плавно въехала в широкую нишу. Защитный экран вздрогнул и исчез. Я оказался посреди неплохо освещенного чуть вытянутого помещения. Впереди, метрах в десяти от меня стенка плавно переходила в округлые створки, которые сейчас были закрыты. В паре шагов от меня стоял серый металлический контейнер, а рядом с ним — широкий стол.