визите Смотрящего программе дело бесполезное. Был бы Ремесленник во плоти, другое дело.
— Так уже всё, Гавр. Сегодня прощальная встреча. Аура нейротрона зафиксировала стойкую креатуру Демиурга в восьми километрах к юго-востоку от твоего нынешнего местоположения. Ты почти у цели. Осталось сообщить тебе точку эвакуации и имена резидентов, которым ты передашь Демиурга.
— Как? Уже? Я думал, что понадобятся недели поисков…как-то это…
— Слишком просто? Ошибаешься! Тебе ещё предстоит вычислить его личность, подобраться поближе и обеспечить транспортировку без повреждения биологической оболочки. В крайнем случае, если он погибнет, его тело должно быть передано резидентам не позже, чем через тридцать минут после остановки сердца. Это важно, запомни!
— Чего уж не понять, электрическая активность мозговых структур должна ещё сохраняться.
— Вот-вот. Теперь запоминай точку рандеву с Искателем и Странником. Пароли не понадобятся. Странник тебе знаком. Это Елисей Николаевич, который тебя вербовал. Имя Искателя я не знаю, но это несущественно. Ежедневно в полдень в сквере на Площади Варецкого в Варшаве тебя и Демиурга будет ждать Елисей Николаевич. Он гуляет там с собакой до часу пополудни весь апрель, май и июнь.
— Конспираторы, блин! До Варшавы больше трёхсот вёрст и всё по территории противника. А если немцы возьмут город к моему появлению?
Образ Ремесленника завис на несколько секунд.
— По исходным данным исторической линии твоей реальности, до августа 1915 находилась под контролем Русской Императорской армии. Так что всё должно пройти по плану.
— Должно-то, должно, но и контрнаступления со стороны немцев в это время я тоже не помню. Похоже, придётся импровизировать, — последнюю фразу я пробормотал вполголоса.
— Что ты сказал? — лицо Паши стало постепенно бледнеть, — ресурс программы почти истощён. Я хочу сообщить тебе ещё кое-что. Это пригодится в следующих миссиях.
— Не тяни, гугляша!
— Адаптационные навыки нейротрона и приобретённые свойства в новом носителе с каждым перемещением будут проявляться в несколько раз быстрее. При этом истощение ресурсов организма каждого нового, наоборот, замедляться, так как архитектоника нейротрона сложилась окончательно. Это значит, что всё, что ты приобрёл и закрепил в теле своего прадеда, в новой реальности будет перенесено на базовый уровень другого тела за считаные часы. Расплатой будет состояние, очень близкое по своим параметрам к глубокой коме, которое продлиться от двенадцати часов до суток. Всё будет зависеть от возраста и физического состояния следующего носителя. Будь к этому готов.
— Мне бы из этой жопы выбраться, а о будущих я побеспокоюсь по мере поступления проблем.
— Прощай… — пространство вокруг нас залила ослепительная белизна. И всё исчезло.
* * *
Проснулся я в полной темноте, с удовлетворением понимая, что полностью восстановил силы. Лицо было почему-то мокрым от слёз. Мда, скомканное прощание получилось. Он хоть и программа, но всё же калька с пашиного нейротрона. А Ремесленник парень неплохой, как, впрочем, и Елисей Николаевич. Видимо, Смотрящий здорово мне запудрил мозги, вот я и расчувствовался.
Дотянувшись до тумбочки и, нащупав огарок свечи со спичками, разжёг маленький трепещущий язычок пламени, накинул заёмную шинель и вышел на воздух, с удовольствием вдыхая полной грудью ароматы весенних предгорий. На улице был глубокий вечер, небо над горизонтом заливал какой-то неестественный фантастически яркий сиреневый закат.
Спохватился, что всё ещё в исподнем, вернулся в палатку и с удовлетворением заметил аккуратно сложенную форму на соседнем топчане. Палатка же была всё ещё пуста. Заработались сестрички милосердные. С удовольствием переоделся, накинул даже свой броник, затянул ремень поверх шинели, разобрал сбрую, проверив наличие обойм в кожаных подсумках.
Карабин, наган…так, непорядок. Почистить бы. Вот ведь пакость, и не стрелял же совсем, а таскать пришлось и в стволы землицы набилось. Мда, херовый пока из меня воин. Так, помесь терминатора с недоХалком. Как же вы себя любите, Гаврила Никитич!
Самолюбование прервал дежурно заурчавший желудок и припозднившаяся мысль о том, что лёг спать я всё-таки голодным. Продержался на волшебном елизаветином эликсире. А организм требовал чего-нибудь посущественнее.
Своих санитаров отыскал там же, куда послал их Вяземский. На госпитальной кухне, точнее, рядышком. Справедливости ради стоит сказать, что бойцы не прохлаждались, а дружно помогали по хозяйству. Кто, распиливая толстые стволы на поленья, а кто и не чурался чистить песком кастрюли и чаны.
— Вечер добрый, славяне.
— О! Гаврила Никитич! Никак оклемались. А мы пару раз приходили, щи и кашу приносили. Да вас разбудить было никак невозможно. Уж больно строги сёстры милосердные.
— Ну вот я и сам притопал. Где моя большая ложка?
Солдаты, рассмеявшись, отправили одного санитара в кухонную палатку, откуда тот через несколько минут вынес мне два ещё тёплых котелка, обёрнутые в тряпицу. Не затягивая, я достал из сухарной сумки свою ложку и приступил к обедоужину, урча от удовольствия и лишь мотая головой на дружеские подначки сослуживцев.
Закат давно миновал и на небе высыпали не по-весеннему яркие и крупные звёзды.
— Ох и крепок ты, Гаврила. Три часа — и вон как огурчик! — к концу моей трапезы появился и князь.
— А чего разлёживаться? Я же не раненый, так, немного устал да проголодался. Уже всё поправил. Чайку соображу сейчас — и всё в ажуре! — настроение и правда было приподнятым. Появившаяся определённость после визита Смотрящего вселила надежду в скорейшее выполнение миссии.
— Чайку милости прошу ко мне. Уж не побрезгуй. Оперировать закончили. Новых раненых пока нет. Твой батальон встал лагерем на том берегу. Подошли ещё два полка 72-й дивизии и мортирный дивизион из Львова. Полагаю, нас завтра перебазируют подальше от позиций. Вечером немцы снова артобстрел проводили, так пару чемоданов саженях в ста от парома положили. Там теперь в воронки воды натекло, страсть, — просветил меня об обстановке коллежский асессор.
— Вашбродь, а не было ли распоряжений, куды нам теперь? — спросил один из моих санитаров.
— Переночевать можете здесь. Там у коновязи навес с сеном. Но утром, чтобы в батальон вернулись. Да и ефрейтор Пронькин с вами поедет, не потеряетесь.
— Будет исполнено, вашбродь! — чуть не хором, но с заметным облегчением ответили штурмовики. Да и правда, кому охота в ночь переться.
Рядом со складской аптечной палаткой высилась груда деревянных ящиков, удобно расставленная так, чтобы прикрывать от ветра. С противоположной стороны был натянут полог.
— Милости прошу к моему шалашу, Гаврила Никитич.
Я улыбнулся, глядя на дымящий трубой самовар, над которым колдовал рыжий Семён.
— Умеете вы устроиться, Иван Ильич, ничего не скажешь.
— Это ты тонко намекаешь, Гаврила, что нам легче живётся, чем вам, фронтовикам? — в голосе князя послышалась лёгкая обида.
— Ни боже мой, ваше Сиятельство, — ещё шире улыбнулся я и развёл руками, — более, чем уверен,
