— Ладно, а почему бы не сделать это прямо сейчас? Я должен знать. В той дыре погибли мои товарищи. И я хочу получить ответы на свои вопросы. По какой причине была предпринята эта атака? Зачем мы туда пошли? И, что более важно, что мы там обнаружили? — Его лицо исказилось от душевной боли. — Я бы сам расспросил тех, кто остался в живых, но не нашел ни одного.
Эшдаун некоторое время размышлял над ответом.
— Надежду. Мы нашли там надежду.
Он жестом привлек внимание одного из сидящих за столом генералов. Кроме знаков отличия, выполненных кириллицей, на его грудь была приколота табличка с фамилией Лозенко. Коннор взглянул на него не без интереса. Лицо этого уже пожилого человека было темным и неровным, как кора сибирской ели. Генерал явно начинал службу с самых низов. Он из тех, кто будет откровенно говорить с офицером низшего ранга, и застрелит его в упор при малейшем подозрении в измене.
— Мы нашли способ раз и навсегда покончить с этой войной.
Встретив изумленный взгляд Коннора, генерал обернулся к стоящему позади адъютанту. Тот кивнул и склонился над спрятанной в углублении панелью управления. Спустя мгновение вспыхнул ближайший экран. Коннор, хоть и имел общее представление, увидел много нового. Он слегка напрягся, сосредоточенно впитывая каждую деталь изображения новой модели.
— Нам известно, что для общения между собой машины пользуются коротковолновыми передатчиками. Благодаря проведенной вами операции разведки удалось выделить тайный канал, скрытый под основным. — Генерал не сводил с Коннора сурового взгляда. — Этот вторичный канал связи обеспечивает прямой контроль над машинами. Сигналы, передаваемые кем-либо — или чем-либо — по этому каналу, доминируют над обычными приказами.
На экране остался выделенный сегмент информации. Изображение не представляло собой ничего особенного, но заключенный в нем смысл был необычайно важен. Пояснения русского генерала продолжил Эшдаун:
— Скайнет — это машина. И, как у всякой другой машины, у него имеется свой выключатель. Благодаря тебе и твоим соратникам этот выключатель теперь в нашем распоряжении. Теперь мы намерены им воспользоваться и разгромить их, образно говоря, до состояния «каменного века».
Коннор, сопоставив все факты, внезапно вспомнил о другой проблеме:
— А как же захваченные в плен люди?
Эшдаун сердито нахмурился:
— Что будет с ними? Ты сомневаешься в моей гуманности? Когда придет время, я приму правильное решение.
Их взгляды встретились, и Коннор неохотно кивнул:
— Хорошо. Наши разведчики обнаружили этот сигнал. Проанализировали его. Полагаю, они знают, что делают. Возникает другой вопрос: а это сработает? Или наши специалисты выдвинули очередную теорию?
— Сработает или нет? — Эшдаун взглянул на свою папку. — Да, сработает. Проводились ли полевые испытания? Нет.
Коннор ощутил мощный выброс адреналина.
— Я это сделаю. Я проведу испытания. Доверьте их мне.
Эшдаун ненадолго задержал взгляд на его лице, затем посмотрел на Лозенко. Русский генерал прикусил нижнюю губу, обдумывая кандидатуру человека, решившегося на прыжок с вертолета в бушующее море, имея только надежду, что ему позволят к ним присоединиться.
— Мистер Коннор и его подразделение заработали отличную репутацию. Если в живых осталось достаточно его людей, полагаю, мы могли бы предоставить им эту возможность.
— Отлично. — Генерал Эшдаун обернулся к солдатам, доставившим Коннора на капитанский мостик. — Проводите его на палубу. Приготовьте к выходу через шлюз. — Его взгляд снова остановился на неожиданном посетителе. — Если мы все сделаем правильно, война закончится, Коннор. — Лицо снова приобрело суровое выражение. — Удачи тебе, солдат. Наступление должно начаться через четыре дня.
Эшдаун, развернувшись, направился в дальний конец рубки. Следом за ним поднялись и остальные офицеры.
Остался только Лозенко. Достав из нагрудного кармана портативный электронный накопитель, русский генерал протянул его Коннору:
— Здесь записаны коды сигналов. Я уверен, что твои специалисты способны подобрать соответствующие команды, чтобы их транслировать. Удачи.
Коннор спрятал устройство в карман и кивнул.
— А почему через четыре дня?
— От Скайнета получено послание с угрозами. Он с абсолютной уверенностью утверждает, что все находящиеся в этом помещении будут мертвы не позднее конца недели. Твое имя стоит в списке под вторым номером.
Лозенко отвернулся, намереваясь присоединиться к остальным офицерам.
— А кто значится под первым номером? — спросил его Коннор.
Русский, оглянувшись, пожал плечами — скорее равнодушно, чем озадаченно.
— Какой-то неизвестный. Штатский по имени Кайл Риз.
* * *
В лазарете было полно людей — так всегда бывает во всех лазаретах. Доктора, сестры, обслуживающий технический персонал, солдаты и снабженцы возникали в коридорах, словно приливные волны, в зависимости от того, прибывала ли новая партия раненых, или выписывались те, кого удалось подлечить. Это была рутинная работа, хоть и не слишком обнадеживающая, но уже успевшая стать привычной.
И сейчас сюда пришел Джон Коннор.
Первое чувство облегчения и даже радости быстро сменилось печалью, когда люди поняли, что он пришел один.
Надежды на то, что где-то еще могли оказаться раненые, были развеяны его печальным молчанием. Если бы после массированной атаки на антенный комплекс Скайнета кто-то выжил, он бы обязательно об этом сказал.
Подошедший сержант, на рубашке которого имелась нашивка с фамилией Барнс, негромко задал свой вопрос, но спросил он от имени всех присутствующих:
— Мой брат не выжил?
Коннор положил руку на его плечо. Он знал Барнса, как знал каждого солдата или сотрудника, приписанного к базе.
— Мне очень жаль.
Боль стерла с лица сержанта все краски. Он сумел сдержать слезы, и лишь слегка дрогнувший голос выдал его горе.
— Если он умер, сражаясь с вами, значит, он умер не напрасно.
Коннор кивнул, уронил руку и шагнул дальше. Ему больше нечего было добавить, и он ничего не мог изменить.
* * *
Постоянно имея дело с ранеными и умирающими, Кейт Коннор слишком хорошо усвоила, насколько трудно вывести пятна от крови. Она давно отказалась от попыток содержать свое хозяйство в безупречной чистоте. Никто и не ждал этого от нее, а теперь, после нескольких месяцев беременности, у нее не хватало ни сил, ни решимости возобновить эти попытки. У нее и кроме этого было немало важных дел, на которых необходимо было сосредоточиться.
