гнилом, объятом ночной тьмой лесу.
Над очагом висел большой котел, в котором булькало пахучее варево. Под низким потолком были развешаны пучки трав и какие-то бесформенные, тускло отблескивающие куски кожи. Мебели в хижине почти не было, если не считать застеленного лоскутным одеялом ложа, грубо сколоченного дощатого стола да пары табуретов. На стенах висели полки с посудой и различной утварью. Зато в дальнем углу громоздился большой открытый сундук. Сзади хлопнула дверь — это вошла хозяйка. Да, теперь Клаус отчетливо видел, что это древняя старуха, в движениях которой еще сохранились следы былой женственности. Словно не замечая гостя, бродила она по своему обиталищу и что-то бормотала себе под нос.
— Голоден? — вдруг спросила она.
Клаус хотел было сказать нет, но оказалось, что в животе у него пусто, как в брошенном белкой дупле.
— У меня есть съестное с собой, хозяюшка, — пробормотал он. — Могу тебя угостить.
Старуха лишь отмахнулась.
— Свое прибереги, — пробурчала она. — Еще пригодится. Ты лучше бери табурет и к столу садись.
Юноша повиновался. Он подхватил один из табуретов и подсел к столу. Хозяйка лесной хижины брякнула перед ним на замызганную столешницу оловянную ложку. Потом сняла с полки глиняную миску и наполнила ее пахучим варевом из котла. Когда миска оказалась перед Клаусом, тот понял, что это овощное рагу с мясом — блюдо, которое он очень любил, но которым ему редко доводилось лакомиться. Неудивительно, что юноша немедленно схватил ложку и мигом выскоблил миску до дна. В вареве оказалось много перца, и во рту у едока все горело. Радушная хозяйка наполнила большую кружку элем и поставила перед гостем, который с наслаждением припал к напитку.
Насытившись и утолив жажду, Клаус почувствовал, что его неудержимо клонит ко сну. Старуха притащила набитый соломой матрас и бросила его возле очага. Юноша сонно поблагодарил хозяйку, кое-как стянул ботфорты и рухнул на постель. Он спал как убитый и не видел того, что происходило в хижине. Хозяйка сняла котел с варевом с огня и повесила другой, наполненный водой. Подкинула в очаг дровишек. Когда вода в котле закипела, старуха принялась бросать в нее пучки трав и лягушачьи шкурки, что сушились на веревке. При этом она стала бормотать и пришептывать.
Густой пар с резким неприятным запахом начал подниматься над котлом, но хозяйка хижины вдыхала его с наслаждением. Глаза ее закатились под лоб. Старуха стала раскачиваться из стороны в сторону, кружить на месте, притопывать. Ее шепотки и бормотания становились все громче, сливаясь в одну колдовскую песню. Гость спал, а хозяйка плясала и пела, выводя древние заклинания. И будто прозрачными становились стены ее неказистого строения, а за ними простиралась не ночная чащоба, а заснеженный склон исполинской горы. И в ней будто бы щель зияла, а оттуда шел густой дым. Вдруг в хижине послышался резкий, но бесплотный голос:
«Зачем звала, сестра Шептунья?»
— Гость у меня, сестра Ведунья, — пробормотала старуха. — Из захудалого королевства идет. До твоей горы идет, сестрица.
«Молод ли?»
— Молод, — отвечала хозяйка хижины. — Красив, удачлив, глуп…
«Хорошо, сестрица, — удовлетворенно проговорил голос. — Такой мне и надобен. Сотру красу лица его, присвою удачу. Излечится он от глупости, да поздно будет».
— Направлю его к тебе, сестра Ведунья.
«Он и сам ко мне направится, — возразила та. — О том я давно позаботилась. Ты лучше скажи мне, сестра Шептунья, где вторая?»
— Не ведаю, сестрица, — откликнулась старуха. — Не приходила. Должно быть, другой дорогой шастает.
«Ну и ладно, — буркнула Ведунья. — О том пусть не у нас голова болит, а у братца».
— Пусть так, — согласилась Шептунья и, сняв котел с треноги над очагом, вынесла его на крыльцо и выплеснула содержимое во тьму. Вернувшись в дом, она долго стояла над спящим дровосеком. Потом взяла из шкатулки иглу с красной ниткой и несколькими стежками вышила на заплечном мешке путника опрокинутую пятиконечную звезду.
Ночь миновала. Рассветный луч проник сквозь окошко и коснулся лица спящего, пощекотал ноздри. Клаус чихнул и проснулся. Хижина была пуста. На столе стоял котел с теплым еще рагу и кружка с родниковой водой. Юноша позавтракал. Не зная, как отблагодарить гостеприимную хозяйку, он порылся в своем мешке и извлек из него вышитый матерью платочек. Положив его на стол, подхватил сумку и покинул хижину. Не успел он отойти от обиталища лесной ведьмы и на десяток шагов, как под ноги ему подвернулась тропинка, петляющая между гнилых стволов и уводящая в даль, налитую солнцем.
Глава пятая. Веревка, валун и зеленые глаза
Чем больше Клаус удалялся от хижины лесной ведьмы, тем сильнее изменялась местность вокруг. Мертвый гнилой лес остался позади. Исчезли стволы поверженных гигантов, потянулся крепкий подлесок из орешника, осинника, ольховника и березняка, среди которого все чаще стали попадаться громадные замшелые валуны. Вскоре густые заросли сменились редкими купами отдельных деревьев. Пологие увалы вздыбились невысокими холмами, поросшими жесткой щетинистой травой, невзрачной, как взрастившее ее плоскогорье. Тропа скатывалась в межгорную котловину. Теперь вокруг возвышались каменистые отроги, слегка оживленные молодым сосняком. И хотя путь то и дело пересекали осыпи щебня, снесенного с окрестных скал недавними землетрясениями и зимними лавинами, дровосек не жалел, что доверился этой тропе.
Правда, была ли для него здесь другая тропа, Клаус не знал. Он вообще не был уверен, что идет правильно, хотя и старался сохранять общее направление на запад. В лесу ему это было проще делать. Как всякий дровосек, юноша знал, что с северной стороны деревья обрастают мхом, а с южной у них гуще и длиннее растут ветки, так что понять, в какой стороне восток, а в какой запад, особых трудностей не представляло. Другое дело — горы. Здесь присущая Клаусу уверенность в себе стала потихоньку его оставлять. Хотя до настоящих гор было еще далеко. Котловина, куда уводила юного искателя счастья таинственная тропа, лежала посреди древнего плоскогорья, рассеченного в незапамятные времена медленным, но неумолимым движением ледника.
Лед давно растаял. Воды его напитали реку, которая углубила и расширила промоину, но спустя тысячелетия и сама иссякла, сузившись до ручейка, что сейчас еле слышно журчал где-то под камнями. Клаусу повезло. Солнце еще не успело взойти высоко и светило ему в спину. Благодаря этому он определил, что котловина ведет прямо на запад. Теперь можно было не заботиться о направлении, по крайней мере до завтрашнего утра. Это открытие прибавило юноше сил. Он даже приноровился перепрыгивать с одного ледникового валуна на другой, не задумываясь, куда ставить ногу. Этаким кузнечиком скакал он с камешка
