Ознакомительная версия.
Шапошников снова кивнул, соглашаясь с озвученным мнением.
– Наступление ударных группировок Восточного и Калининского фронтов может быть начато 18 декабря. В случае успеха возможен переход в общее наступление всех армий этих фронтов. Генштаб также прорабатывает варианты частных наступательных операций и на других участках фронта, но московское направление остается главным.
– Это правильно. Возвращение Москвы должно стать главной целью нашего наступления. Нам нужны победы. И как можно скорее.
* * *
– И куда они вечно торопятся? – Старшина недовольно передернул плечами и полез в карман шинели за кисетом с махоркой.
– А что так? – Марченко было не то чтобы очень интересно, но делать-то все равно нечего, так отчего бы и не поддержать беседу с хорошим человеком?
– А-а-а… – Филатов безнадежно махнул рукой, после чего продолжил скручивать «козью ножку». Лишь завершив это важное дело и выпустив первый клуб ядреного дыма, Митрич продолжил прерванную беседу: – Вот ты сам посуди: если наши бойцы с температурой слягут, то это будет что?
– Вредительство.
– О! А оно нам надо?
– Нет.
– Вот и я лейтенанту нашему говорил, что нет. А он знай себе долдонит, как попугай: приказ по бригаде, выполнять немедленно!
– А ты?
– А что я? Я этих приказов за свою жизнь наслушался… нашему лейтенанту и не снилось. Толку с того, что наша рота одной из первых в вагоны погрузилась, если эшелон потом все равно еще четыре часа на станции простоял? Вот то-то и оно! Ведь говорил же: давай из расположения барахлишко кой-какое прихватим.
Марченко одобрительно покивал и поплотнее закутался в караульный тулуп, служивший ему одновременно и матрасом и одеялом, – разбрасываться барахлом – это последнее дело, тут он был полностью согласен со старшиной, который вошел во вкус и продолжал жаловаться благодарному собеседнику на непутевость начальства:
– Эх, молодежь! Все-то вы спешите, а нет бы остановиться да подумать немного или совета хорошего послушать. Ну, задержались бы мы на часок с погрузкой – все равно бы успели, да еще и с запасом. Зато было бы чем вагоны утеплить, все меньше бойцы бы мерзли. Вот помяни мое слово: пока доедем, половина соплями умоется и кашлять будут, как чахоточные, а то и похуже чего подхватят, типа воспаления легких. Вот и получится, что рота и в бою-то еще не была, а личный состав уже в медсанбате с температурой валяется. И убитых нет, и воевать некому.
– Нехорошо.
– То-то и оно, что нехорошо. А когда я лейтенанту про это сказал, так он только руками отмахивался да глаза круглые делал. И так всегда. Эх, да что с него взять, с агронома недоученного?
Рома пожал плечами, умудрившись при этом еще глубже погрузиться в теплые объятия тулупа:
– Не все сразу, в следующий раз умнее будет.
– Ага, будет. Комбат вон последним загрузился, зато вагон у него самый теплый.
– Ну, вот. И лейтенант наш научится, если жив останется.
– То-то и оно, что если…
– Предчувствия, что ли, нехорошие?
Старшина скорчил кислую мину и ненадолго замолчал, видимо, прислушиваясь к своим ощущениям:
– Да нет вроде. Просто не люблю, когда что-то делают не подумавши. Вот сейчас лейтенант вагоны утеплить не догадался, а в бою он еще про что-нибудь забудет – там одними соплями можем не отделаться.
– В бою на него лучше не полагаться, там самим думать надо – целее будем.
Старшина метнул на Ромку внимательный взгляд из-под кустистых бровей, аккуратно загасил окурок и, коротко кивнув то ли Марченко, то ли своим собственным мыслям, спокойно произнес:
– Дело говоришь. Как до фронта доберемся, будем вместе держаться, глядишь, и придумаем чего путного.
– Добро, Митрич. Да только до фронта еще добраться надо. Как думаешь, удастся по дороге сеном каким-нибудь разжиться или соломой? А то ведь околеют бойцы-то…
Филатов хмыкнул:
– Ну, ты-то точно не застудишься, даже если на Северный полюс попадешь.
– А что такого? Этот тулуп, между прочим, за нашей ротой не числится – личное имущество, стало быть.
– Эх, Рома, вот не зря говорят: кому война, а кому – мать родна! Небось, Ищенко, хомяк наш батальонный, горючими слезами обливается каждый раз, как тебя вспоминает. Уж на что он куркуль знатный, а ты и его, кажись, переплюнул.
– Ну, не то чтобы переплюнул… И вообще: боец Красной армии должен проявлять находчивость и смекалку – вот и проявляю! Раз уж лейтенант о нас не сильно заботится, то я уж сам, как умею…
Старшина ехидно хмыкнул:
– Неплохо умеешь, не каждый так сможет.
Марченко тоже усмехнулся:
– Значит, не обделил Бог талантами, глядишь, и доеду до фронта в добром здравии, а там уж как повезет. Куда едем, кстати, не слыхал?
Митрич собрался было по привычке пригладить свою пышную шевелюру на макушке, но, наткнувшись на ушанку, передумал.
– Не слыхал, да из нашего батальона никто и не знает. В штабе бригады разве что. Ясно, что на запад, а куда – черт его знает. Да и не все ли тебе равно?
– Не скажи. Страна у нас большая, места разные бывают, есть такие, что там и без всякой войны сам загнешься. Лучше уж попривычней чего.
– Тоже верно. Помню, в Гражданскую…
Старшина ненадолго задумался, уйдя в воспоминания, но почти сразу же встряхнулся и подвел черту под дружеским обсуждением:
– Ладно, чего зря гадать? Доедем до Волги, там ясно станет куда.
* * *
Высшему военному и политическому руководству Германии тоже было что обсудить. Несмотря на все достигнутые успехи, вывести Советский Союз из игры до вступления в войну США так и не удалось – перспектива затяжной борьбы на два фронта, которой всеми силами старались избежать, стала суровой реальностью.
Впрочем, поначалу особых проблем не возникло. Соединенные Штаты, еще с 1940 года помогавшие Великобритании столь рьяно, что впору было говорить о необъявленной американо-германской войне, оказались тем не менее абсолютно не подготовленными к открытию активных боевых действий. В Атлантике с абсолютной точностью повторилось тихоокеанское побоище. Разве что немцы в отличие от японцев нанесли удар не по военным базам, а по торговым коммуникациям, и не авианосцами и десантными силами, а подводными лодками. Но на результате это сказалось мало – U.S. Navy[14] и тут продемонстрировал абсолютную беспомощность. Оказалось, что провоцировать немецких подводников, прикрывая британские конвои, и наводить английские крейсера на немецкие транспорты, нарушая закон о нейтралитете, – это одно, а вот противостоять «волчьим стаям» Кригс-марине в настоящем бою – совсем другое.
Ознакомительная версия.
