Ознакомительная версия.
– А там у тебя что?
– Находки, – значительно ответил Войко, ложась на живот. – Вот, смотри…
…Находки оказались и правда значительными. Небольшими, но ценными по мальчишеским понятиям Петрограда. Металлическая тяжелая зажигалка, совсем не потемневшая, с выпуклым рисунком-рельефом – распростерший крылья орел. Браслет с чеканными стеблями трав и цветов, пара сережек – серебряных, с алыми камешками («Я маме подарю», – без смущения признался Войко). Набор солдатиков – пластмассовых, довольно аляповатых, но интересных незнакомой формой. Две модельки машинок («Это «Волга», я знаю», – ткнул Денис в одну пальцем, и Войко уважительно спросил: «Да?»). Совсем целый набор цветных открыток с видами того, старинного Петрограда-Петербурга, только было написано даже «Ленинград» – так город назывался совсем-совсем давно. Еще разное, много – мелкие, но ценные находки, некоторые из них вызвали у Дениса легкую зависть.
– Слушай, – Денис вытянулся на животе нос к носу с Войко. – Давай зажигалку менять? У меня есть солдатики, только не такие, а оловянные, там все прямо точно-точно, как скульптуры маленькие. Как сейчас делают, но они правда-правда тогдашние, я нашел прошлой осенью… Выберешь, какого хочешь. Будешь?
– Она не работает, – предупредил Войко, но в глазах серба зажегся интерес.
– Ну и что? – Денис провел пальцем по орлу. – Вон какая… Будешь?
– А когда? – Войко явно заинтересовался.
– А завтра заходи, я тебе покажу, где живу… – сказал Денис и смутился.
Но Войко кивнул легко:
– Ладно, я приду… – и подтянул к себе открытки.
Разложил их веером. Перебрал.
– Жалко, – неожиданно сказал Войко, сорвав проросшую в щели плит травинку и покусывая ее. Денис понял, о чем он говорит, и ответил негромко:
– Ну… они сразу сгорели. Раз – и все… Это ведь не больно…
– Я не про это, – Войко поморщился. – Это… понимаешь… это нечестно! – он посмотрел на Дениса потемневшими глазами. – Это подлая война. Вот какой бы ты ни был сильный, смелый, как бы ты ни готовился – раз – и все, как ты говоришь. Огонь – и никого нет. Нечестно… По-моему, честней десять миллионов человек убить в бою, чем миллион вот так… подло сжечь.
Денис задумался. И неожиданно понял, что Войко прав. Да, прав. Было что-то в такой войне… что было хуже любых убийств.
– А наши? – осторожно спросил Денис. – Ведь это наши… первыми…
– Наши, – согласился Войко. – Но они, во-первых, не по городам сначала стреляли, ты же знаешь. А во-вторых, их же вынудили. У них хотели отобрать Родину и честь. А они просто защищались. Не сделай они так, сейчас на планете жило бы не триста миллионов, а семь миллиардов человек. Но что это была бы за жизнь? Тюрьма…
И опять Денис подумал с уважением, что Войко говорит правильно. И у него это получилось так просто и естественно, про Родину и честь… Денис и сам про это думал, но вслух говорить не осмеливался – боялся, что прозвучит смешно. Скажут: сопляк десятилетний расфилософствовался! А у Войко – ничего смешного.
«Родина и честь. За это не страшно…» – отрывисто не додумал Денис и отвернулся к воде, чтобы не показывать новому знакомому глаз.
Войко лениво дотянулся до своих штанов и достал пачку сигарет – синюю, с белой надписью «Герцеговина Флор» – и зажигалку. Денис с интересом и недоумением наблюдал, как его новый знакомый, ловко выбросив из пачки коричневую палочку – неуловимым движением кисти, – поймал ее зубами, запалил и с явным удовольствием затянулся. Выдохнул струйку дыма – сладковато пахнущего, синеватого. Покосился на Дениса и протянул пачку:
– Хочешь?
– Не, спасибо… – Денис опасливо отодвинулся. – Ты куришь?
– У нас почти все курят, – Войко снова выцедил из ноздрей уже две струйки.
– А у нас почти никто, – Денис продолжал наблюдать за этим процессом, испытывая острейшее желание попробовать.
Мальчишки долго сидели молча. Войко курил, потом сунул в трещину плиты окурок. Денис смотрел, как с запада над проливом идет туча, потом поднялся:
– Давай одеваться и пошли, сейчас будет дождь…
…Дождь их все-таки достал – теплый и бурный, с ветром. Улица, по которой они мчались, за секунду превратилась в бурлящую белую реку, и мальчишки, чувствуя, как у них из-под ног вырывает землю, с хохотом влетели в какой-то полуразрушенный дом, где в подвале Войко, оказывается, содержал «базу».
Пока Войко переодевался, превращаясь во вполне обычного мальчишку, а Денис выжимал одежду, дождь кончился и стало душно, жарко и туманно – от земли, как от мокрой тряпки под утюгом, перли вверх испарения.
Войко как-то притих и поскучнел и, когда Денис показал ему свой дом и повторил приглашение заходить завтра, серб только кивнул, бросил: «Ну, пока», – и зашагал по улице…
…На следующий день Денис мучился с самого утра. А вдруг Войко не придет?! Он, Денис, даже не спросил его адрес, постеснялся. Поди найди в четвертьмиллионном городе одного-единственного мальчишку! Нет, конечно, найти можно, тем более такого необычного – серба. Но найдешь, а дальше что? Вдруг Войко и не хочет больше знаться с Денисом. Глупо получится и… и стыдно.
Он так и метался. С утра и до полудня. Поминутно бегал к окнам, выскакивал на улицу. Перебирал все, что хотел показать Войко. И уже совсем отчаялся, когда мама вдруг сказала, заглядывая в комнату:
– Дениска, а к тебе какой-то мальчик. Я такого не знаю.
– Мам! – Денис метнулся мимо нее – наружу.
Но Войко, оказывается, уже вошел в коридор и стоял там, оглядываясь. Денис затормозил и смущенно улыбнулся.
А Войко улыбнулся тоже и сказал, поправив на плече сумку:
– Вот, я пришел…
Сумка – это все, что осталось в нем от вчерашнего. Войко совсем не был похож на себя, в черной жилетке поверх белой рубашки, в черных брючках, в черных туфлях… И Денис, еще больше смутившись, сказал:
– Ну, это… проходи…
…Когда через полчаса Валерия Вадимовна, мучившаяся удивлением и любопытством – уж больно не похож был на приятелей сына этот аккуратный тоненький мальчик, говоривший с приятным акцентом, – уже совсем собралась «невзначай» заглянуть в комнату Дениса, там ахнуло, бухнуло – и женщина, быстро вошедшая на шум, увидела, что аккуратный гость сыночка, пробравшись ползком за двумя опрокинутыми креслами, как раз размахивается, чтобы метнуть в Дениса, сидящего за письменным столом, муляж гранаты. По столу были разбросаны разные мальчишеские сокровища, а на постели явно проходил чемпионат по вольной борьбе (вообще-то это была борьба «рванье за надлакитцу», как позже объяснил Войко, и именно ей он учил нового русского друга).
Ознакомительная версия.
