— А чего все молчат? — шепотом спросил Вовка Севку, шагавшего рядом.
— Ели будем шуметь — жрать не дадут! — так же шепотом пояснил белобрысый. — Такие у Борова порядки…
— Сволочь недобитая! — прошипел Вовка. — Надо ему какую-нибудь подлянку устроить!
— Устроим еще, — пообещал Севка, — а потом отвалим…
Столовая оказалась поделена на три зоны: в первой зоне стоял один большой стол для сотрудников интерната — руководителей и воспитателей, во второй и третьей зоне столы стояли в несколько рядов — для воспитанников — отдельно для мальчишек и девчонок. Девчонки в полном составе уже сидели за столами.
— Надо же, успели! — с недовольной миной произнес Боровой, сидевший во главе стола воспитателей. — А я уже было подумал, что все сыты! Быстро по местам, не короли чай, чтобы вас остальные дожидались!
Мальчишки быстро расселись за столы. Вовка плюхнулся на жесткую табуретку рядом с Михой и Севкой. Из открытой кухонной двери двое парней, наряженных в застиранные белые халаты, с трудом вытащили большую, исходящую паром кастрюлю, которую поставили в центре ближайшего стола. Один из парней, вооружившись половником, принялся заполнять пустые металлические миски сероватой массой, отдаленно напоминавшей кашу. Второй мальчишка и две подключившиеся к нему девчонки принялись разносить миски по столам. Когда перед Вовкой поставили его пайку, он, подвинув к себе тарелку, тихо спросил у Севки:
— Это чего? Эта дрянь даже на еду не похожа!
— Это в кашу гречишного отсева перемолотого добавляют, — просветил нового приятеля Чухна, — чтобы пайка больше казалась. И еще всякой гадости добавлено… Типа комбикорма для свиней.
— Слушай, а это съедобно? — Хоть Вовка и не привык к роскоши жизни в партизанском отряде, бывало, что и голодать приходилось, но внешний вид местной пищи вызывал у него отвращение.
— Мы же едим, и ничего! — ухмыльнулся Севка. — С хлебом за милую душу пойдет!
Дежурные, закончив разносить миски с кашей, начали расставлять на столах тарелки с нарезанным черным хлебом.
— По два куска на брата, — сообщил Вовке Миха.
Путилов кивнул и взял из тарелки хлебный ломоть.
На ощупь хлеб оказался сырым и липким, с отвратительным запахом. Вовка откусил кусок черного клейкого непропеченного теста. Рот наполнился горечью — вкус интернатского хлеба соответствовал его внешнему виду.
Девчонки, закончив расставлять хлеб, принялись за разнос чайников.
— Чай-то хоть настоящий? — полюбопытствовал Вовка.
— Откуда? — выпучил глаза Миха. — Отродясь настоящего не видели! Только эрзац…
— Это как? — не понял Вовка.
— Эрзац — значит, ненастоящий, — перевел Миха чудное слово. — Морковный.
— Морковный? — скривился Путилов, никогда не пробовавший морковного чая: в тайге хватало душистых трав, заменяющих партизанам этот бодрящий напиток. А были еще и лесные ягоды, цветы, чага… — А другого ничего не дают?
— Бывает немецкое эрзац-какао, сухое молоко, компот из сухофруктов — но это только по большим праздникам. А в основном — вот такой морковный чай.
— Да уж, пуза на таких харчах не отъешь! — хохотнул Вовка.
— Какое пузо? — вздохнул Севка. — Ноги бы не протянуть…
— А ну-ка тихо там! — крикнул со своего места Боров. — Кто-то жрать не хочет? Так я это быстро организую!
— У, сука! — беззвучно прошипел Севка, утыкаясь носом в тарелку с размазней.
В столовой воцарилась гнетущая тишина, слышен был лишь перестук ложек о тарелки — никто не хотел ложиться спать на голодный желудок.
— Ну все! Хватит на сегодня! — громко объявил, поднявшись со своего места, Боровой. — Кто не успел, тот опоздал! Все на выход!
Те из воспитанников, кто не успел доесть свои пайки, спешно набивали рты и давились едой. Но никто не посмел сказать что-нибудь против — все послушно встали из-за столов и направились к выходу. Кое-кто из малышей, заметил Вовка, заблаговременно набил карманы хлебом — чтобы пожевать перед сном. Старшие успевали съесть все, что им предлагали, но все равно, как признался Севка, досыта не наедались.
— Что дальше делать будете? — спросил Вовка в коридоре.
— Повезло нам сегодня, — ответил Севка, стряхивая с губ хлебные крошки, — после ужина свободное время. На улице погулять можно. У кого дела какие накопились, постирушки там… Миха, ты как, с нами на улицу или…
— С вами, — ответил мордатый, — у меня дел нет.
— И у меня тоже, — обрадовался Чухна. — Пошли к свинарнику…
— А что там? — спросил Вовка.
— Там у нас вроде тайного штаба, — подмигнул Вовке Чухна. — Там никто не достаёт, поболтать без лишних ушей можно, покурить… Сам-то куришь?
— Пробовал, — ответил Вовка, время от времени покуривавший в отряде, хоть командир и не одобрял этого «развлечения». — А где махру берете?
— Так нас иногда в деревню отпускают, — ответил Мишка. — По великим праздникам… Вот и затаривается кто как может.
— А деньги? — удивился Вовка. — Откуда?
— А, вот ты о чем! — понял Миха. — За работу нам платят, правда гроши, но на махорку насобирать можно. Мы и свинину на рынок возим, и курятину… Вот только все деньги Боров с Матюхой, начальником интерната, делят. Нам крохи по праздникам перепадают… А они жируют, сволочи! Слушай, Вовка, — опомнился пацан, — а тебе теплое-то выдали?
— Не-а, — крутнул головой мальчишка. — Мария Филипповна шапку пообещала, да, видать, позабыла.
— Так она уже домой ушла, — сообщил Чухна. — Как же ты на улицу, без одежки?
— Ничего, наденет Серегину фуфайку, — успокоил Миха, — он все равно дежурит. И против, думаю, не будет. А завтра получишь у кастелянши свой комплект.
— Добро! — согласился мальчишка.
Раздевалка находилась в большом холле первого этажа напротив выхода на улицу. Возле дверей с тряпкой в руках стоял Серега-дежурный и с унылым видом натирал и без того блестящую большую латунную ручку.
— Серый! — окликнул его Миха. — Мы твой ватник позаимствуем? А то Вовке не выдали…
— Берите, — разрешил Сергей. — Только аккуратнее, не извозите.
Когда уже одетые мальчишки проходили мимо дежурного, Серега, понизив голос до шепота, спросил:
— В штаб?
— Угу, — кивнул Чухна. — Покажем пацану наше логово. Он нормальным хлопцем оказался…
— Да я уже наслышан, — улыбнулся Серега.
— Не прикалывайся, а? — скорчил кислую физиономию Севка. — С кем не бывает?
— Ладно-ладно, я же по-хорошему… А для тебя урок получился хороший, будешь думать впредь. А Вовку я сразу заметил: слишком уж он независимый для своего возраста — явно не при интернате воспитывался! Ладно, топайте уж… За меня там как следует покурите!
