Разумеется, у меня не было надежды добраться до Храма, уж слишком это было далеко. Но возможно, мне удастся добраться до гор, там можно попытаться найти воду. То, что здесь встречается вода, я знал наверняка — видел, как привозил ее глайдер-водовоз. Эта неказистая мощная машина с цистерной под брюхом и длинными колченогими опорами раз в неделю отправлялась за двадцать километров от Храма к небольшому горному источнику. Стекающая с гор вода собиралась в большом металлическом баке, глайдер перекачивал ее в цистерну и вез в Храм. По крайней мере именно так мне описывал этот процесс брат Пьер. Сейчас, когда с неба нестерпимо палило солнце, бочка холодной воды казалась мне раем.
Часа через два я сделал первый привал. Спрятаться от палящего солнца было некуда, я опустился прямо на землю — точнее, на соль. Жарко... Сняв с пояса фляжку, я медленно отпил глоток.
Пить воду в такой ситуации тоже надо уметь. Ее не надо глотать сразу, так вы никогда не напьетесь. Подержите ее во рту, поболтайте, обязательно смочите губы. И только затем проглотите. Помните о том, что количество выпитой воды — это еще далеко не все. Можно за один присест влить в себя литр воды, через полчаса он выйдет из вас с потом. На этом ваша жизнь кончится. Для того чтобы протянуть подольше, пейте медленно и не спеша. Одного, максимум двух глотков будет достаточно.
Я с сожалением завинтил фляжку. Конечно, Фредерик знал, что делает, давая мне эту воду. И тем не менее она продляла мне жизнь. А пока человек жив, он может бороться.
Десять минут передышки истекли, я встал и пошел дальше. Больше всего я боялся сбиться с пути — в этой одинаковой, куда ни глянь, соляной пустыне это было проще простого.
Не хочу рассказывать о том, как я пережил этот день. Достаточно сказать, что никогда в жизни мне еще не было так мерзко. Когда опостылевшее мне за этот бесконечный день солнце наконец-то скрылось за горизонтом, воды у меня осталось меньше половины фляжки. Вся одежда покрылась слоем соляной пыли, соленый пот разъедал глаза и кожу. Отдохнув в очередной раз, я встал и пошел дальше. Надо идти, сейчас станет прохладнее. В пустыне вообще лучше ходить ночами, а днем отдыхать, пережидая жару в укромном месте. Моя проблема была в том, что здесь, в этом соляном аду, мне просто негде было спрятаться.
Потом пришла ночь, принеся с собой желанную прохладу. Я подозревал, что уже сбился с пути, но все равно шел — не было у меня другого выхода. Местные звезды не могли служить надежным ориентиром, но помогали хоть как-то ориентироваться и идти приблизительно в одну сторону. Не знаю, сколько я так шел, — знаю лишь, что, когда окончательно выбился из сил, небо уже начало светлеть...
Проснулся я от все той же проклятой жары. Поднявшись с соляной корки, огляделся. Ничего нового, все тот же бесконечный пейзаж, все то же опостылевшее солнце — оно уже поднялось над горизонтом, его лучи с каждой минутой набирали силу. Сняв фляжку, поболтал ее, слабый плеск воды заставил меня нахмуриться. Я думал, там больше... Открутив крышку, отпил крошечный глоток, его хватило лишь на то, чтобы смочить губы. Словно и не пил... С трудом поднявшись, я побрел дальше.
Солнце, солнце, одно лишь солнце, И еще эта проклятая соль. Это конец... Я продолжал идти, уже понимая, что это бесполезно. Проклятый Фредерик — если бы он не дал мне воду, я бы уже был мертв. Смерть — это не так уж и плохо. Хотя бы иногда...
После полудня я допил последнюю воду. Долго выцеживал последние капли, потом, когда вода кончилась, с грустью взглянул на фляжку. Все, можно ее выкинуть. Лишний вес. Надеяться на то, что мне встретится вода, не приходилось. Но расстаться с фляжкой я не смог. Это было глупо, но выкинуть ее для меня было равнозначно смерти. Словно потерять надежду, поэтому я снова прицепил ее к поясу, поднялся с земли и пошел.
Часа через два я заметил какие-то облака — далеко, на горизонте. Или это марево? Да нет, облака. Мне очень хотелось, чтобы это было так...
Шесть часов — я стер соляную пыль с циферблата часов и задумался. Шесть утра или шесть вечера? На то, чтобы ответить на этот простой вопрос, мне понадобилось больше минуты, потом я с трудом сообразил, что часы вообще показывают земное время. Плохо, провалы в памяти — первый признак надвигающегося конца.
Я не помнил, когда наступила ночь. Помню лишь, что упал в сумерках, споткнувшись о соляную корку. И остался лежать, понимая, что вставать уже нет смысла.
Когда-то я читал о человеке, оказавшемся в пустыне. По ночам ему снилась вода — много воды, целые океаны чистой прохладной воды. Я был бы рад и этому, но мне не снилось ничего. И когда утром меня разбудила все та же проклятая жара, я без всякого сожаления подумал о том, что только что закончилась последняя ночь в моей жизни. В том, что это так, у меня не было никаких сомнений.
Подниматься не хотелось. Не хотелось до такой степени, что я не знал, найдется ли в этом мире что-нибудь, способное сдвинуть меня с места. Но нашлось — прошла минута, другая, я тяжело перевалился на бок и встал на колени, думая о том, что Алиса уже который день ждет меня на плато. Потом с трудом поднялся на ноги и пошел. Куда именно я шел, уже не играло большой роли.
Полдень... Я остановился и взглянул на солнце, оно сияло почти в зените. Сейчас мне казалось странным, что люди могут любить солнце. Могут загорать, часами валяясь на солнцепеке. Какие они глупые...
Я пошел дальше, поймав себя на том, что все мои мысли так или иначе возвращаются к воде. Не думал, что вода — это такое счастье.
В три часа дня я понял, что дальше идти не могу, и рухнул на землю. Я мог бы упасть немного раньше, но ради глупой приверженности круглым цифрам мучил себя еще целых семь минут.
Вот и все... Лежа на покрытой солью земле, я думал о том, что нашел свое последнее место. Когда-то, довольно давно, я уже размышлял о том, как это будет. Я был готов умереть от выстрела какого-нибудь глупого охранника или чересчур ретивого полицейского, я не имел ничего против того, чтобы разбиться при неудачном прыжке с парашютом. Наконец, можно было умереть от удара ножом в спину, бывает и такое. Но чтобы вот так, в этой богом проклятой пустыне... На такой прозаичный финал моей фантазии никогда не хватало.
Потом я заснул или потерял сознание. Снова очнулся — только для того, чтобы опять забыться. В целом мне было даже хорошо, я с удовольствием проваливался в охватившую меня липкую тягучую мглу. Там было лучше, чем снаружи. Тихо, спокойно. Уютно. И когда эта мгла пришла за мной в очередной раз, я даже не стал протестовать...
Я был не прав, когда говорил о том, что мне ничего не снилось. Потому что сейчас я определенно видел сон. Хороший сон — я ощущал губами воду, чувствовал, как она тонкой струйкой вливается мне в рот. Это оказалось неожиданно больно, я и не знал, что во сне можно испытывать боль. И все равно это было приятно — приятно настолько, что я застонал и открыл глаза...
