Скобелев подскочил, сорвав шлем.
— Посмотрим на твою уродливую харю, и врезал оплеуху. Потом глянул на лицо и оторопел. На него испуганными глазами смотрела девочка лет десяти-одиннадцати. У нее было три косы, раскрашенные под цвет флага конфедерации, а на лице вздувался свежий синяк.
— Извините! — Невнятно пробормотал Скобелев.
— Вы мужлан, сударь! — Строго произнесла не дрогнувшим голосом девочка.
— Вот черт, что с ней.
Олимпиада подскочила к ним.
— Для начала свяжите, а потом разберемся, может, потребуем выкуп или отправим в детский дом.
Девочка дрогнула из, ее карманов извлекли несколько обойм мелких патронов, жевательные резинки и карты местности, а также не работающий плазмо-комп. Потом девочку привязали за ножку к столбу.
Тут выяснилось, что в результате взрыва бомбы погибло трое тяжелораненых солдат из них лейтенант Береза.
— Вот гадина, была бы он взрослой я ее пристрелил! — Пробормотал Скобелев. — А так давайте отшлепаем.
— А хорошо ли российскому солдату бить ребенка.
— Ой, какие нежности, меня отец в детстве порол за всякую мелочь, а это убийца. С нее вообще кожу живьем содрать надо и солью посыпать.
— Она сейчас военнопленный, и бить ее равносильно пытке. А пытать согласно инструкции можно лишь в самом крайнем случае, когда необходимо вырвать важные сведения.
— Вот давайте их выбьем. — Скобелев грозно сверкнул глазами. — Вот у меня есть хорошая плетка.
— А что может знать маленькая девочка, это уже похоже на месть. Кроме того, если с ней правильно поговорить, она и так все расскажет.
— Повесьте ее тогда вниз головой. Это заметно улучшает память.
— Ты что изверг, садист, не дам так издеваться над ребенком. Солдаты вздерните, его самого вверх ногами будет знать, как издеваться над беззащитными людьми.
Воины заколебались, с одной стороны приказ, а другой стороны многие сочувствовали и поддерживали Скобелева.
— А может не надо! — Послышались голоса.
— Надо ведь дисциплина должна быть! Или вы не понимаете, что значит приказ! Тем более что за один час с ним ничего не сделается.
Последний аргумент перевесил все остальные и прапорщику накинули на ноги петлю, вздернув вверх, он впрочем, не сопротивлялся.
— Ты еще будешь жалеть, что так мягко поступила с врагом.
— Может быть, но я не пойду против своей совести. Да и мы не воюем с детьми.
— Скажи это Янешу!
Василий заметил:
— Янешь давно не подавал о себе вестей. Может быть, мне съездить за ним и проведать.
Олимпиада одернула:
— Не хватало еще тебя потерять, вдохновение ощутили, вы лучше теперь рассчитайте, как повысить эффективность силового поля, а я поговорю с девочкой.
— Так может послать других солдат?
— Взрослые вызовут слишком большие подозрения, нет, я верю в нашего мальчика. Да и где его найдешь в столь большом городе.
— Там где больше трупов, там наш Гаврош.
Олимпиада погрозила пальцем и подошла к девочке.
— Ты говоришь по-русски?
Маленькая диверсантка молчала.
— Жаль, что ты такая не образованная и глупая что нашего могучего языка не знаешь.
— И вовсе я не глупая и ваш гнусный язык знаю. И ни какой он не могучий, а очень сложный в одних падежах можно запутаться.
— Вот как? Очень даже может быть. Я сама в школе с ним мучалась.
— У нас есть предложение по реформированию русского языка. — Подал голос Антон.
— А вы молчите. Их Сыны Петровы нашлись, все бы вам поменять.
— А зачем такие сложные правила грамматики, лучше как слышится, так и пишется. — Не унимался Антон.
— Да видишь эти два парня они ученые и, хотя все изменить.
— Они что и оружие изобретают? — Глаза у девочки загорелись.
— Да и не только, а также новые виды жевательной резинки.
— Пускай попробуют прямо сейчас!
— А как тебя зовут неугомонная!
— Стэлла Буркам! — Сказала девочка и тут же хлопнула себя по рту — проговорилась!
— Так вот Стэллочка! — Олимпиада сделала, паузу. (Она хотела сказать, вот ты убила троих замечательных парней, у которых тоже есть дети, и будут плакать, но передумала, ведь может вызвать у ребенка истерику.) — Если ты хочешь попробовать новый вид жвачки, ответь на такой вопрос тебе нравиться летать на самолете.
— Конечно, хотя на эролоке гораздо лучше, там ты видишь все неисчислимые мириады звезд. А здесь только поверхность планеты.
— А что ты чувствовала, когда сбрасывала бомбу?
— Чувство удовлетворения, что могу мочить грязных русских собак.
— Ну, зачем так грубо, разве я похожа на собаку. Антон придумай новый вид жвачки.
— У нас нет оборудования!
— Используй питательные ингредиенты сухого пайка и стимуляторы, будь изобретателен.
— Хорошо постараюсь!
— И не вздумай меня отравить, жевать мы будем вместе с девочкой.
— Травить ребенка, что может быть подлее для воина России.
— Так поторопись. А ты Стэлла одинокая девочка и вероятно бедная.
— Нет, у меня есть отец генерал и мать бизнесмен, мы очень богатые, а вы русские сплошь нищие и хотите у нас все отнять.
— Кто тебе внушил подобную глупость?
— Это все знают!
Олимпиада хотела возразить, как послышался свист, и вдали громыхнула. Девочка обрадовалась:
— Это наши! Ведут обстрел с помощью ракет, скоро конец вам.
— Но ведь и ты погибнешь?
— Мне все равно, моя душа попадет в рай, а вас русских черти будут вечно жарить в аду!
— Религия это опиум для народа! — Заявил Антон. — А вечные адские муки способ подчистить карманы у верующих.
— Ты врешь, презренный рус!
— Нет, говорю правду, ведь никто никогда не видел рая и ада, священники живут отнюдь не по тем канонам что проповедуют.
— А апостол Павел видел рай.
— А кто видел этого апостола, ты читала фантастические романы.
— Да и такие крутые что тебе и не снилось.
— Так вот в них и не такое выдумывают. Или взять фильмы, хорошо используя сказку пугать маленьких детей.
Его слова были прерваны сразу тремя прозвучавшими одним за другим взрывами.
— Перелет, точность не высока. — Констатировал Олимпиада.
— У нас тоже был мальчик, что утверждал, будто Бога нет, так его папу уволили с работы, и ему пришлось мыть машины, чтобы не умереть с голоду. — Произнесла капризным голосом Стэлла.
— Это лишний раз доказывает, что для веры нужно принуждение. И это кому-то выгодно.
Девочка замолчала. Олимпиада задумалась, она ведь хотя и не любила Библию не была столь убежденной атеисткой. Но взять, например, особенно Ветхий Завет, Бог какой-то слишком жестокий для высшего разума, и равноправие народов разрушает, как это столь совершенному существу могут быть милы евреи? Если Бог есть то он должен быть интернационалистом. Впереди траншеи громыхнуло, было видно, как падает ракета, а затем взрыв, хоть и не ядерный, но все равно потрясающий.
