Ознакомительная версия.
Удирающих бронекатов было значительно меньше, чем их прибыло к подножию Мадейры. Во всем был виноват устроенный Убби завал. Отрезанный от остальных, вражеский авангард бросил свою технику и, перебравшись через преграду пешком, спасался бегством на машинах единоверцев. Взирая на полдюжины оставленных нам трофеев, я невольно отметил, что мы с моей командой еще никогда не завоевывали такой богатой добычи. Богатой, но практически бесполезной, потому что распорядиться ею с умом у нас вряд ли получится. Хотя Габор явно так не считал. Он оживленно разговаривал со своими людьми, совещаясь, какой бронекат они вскоре приберут себе взамен «Торментора».
Все мы смотрели назад на пройденный нами путь, ждали, когда прекратится тряска, и гадали, насколько новое наводнение будет мощнее предыдущего. И лишь Физзу все было ясно, даже несмотря на то, что он не дотягивался до бойницы и не мог выглянуть наружу. Покачиваясь на своих кривых лапах в такт подпрыгивающему «Гольфстриму», ящер подполз к нам и, решительно стукнув хвостом по палубе, прошипел:
– Польшая фота – польшое херьмо! К щерту хрус! Сфистать всех на палупу! Спасайся хто мошет!
Вероятно, он хотел сообщить нам еще что-то, но в этот момент земля сотряслась от давно ожидаемого нами финального толчка, который, казалось, швырнул в тартарары не только нас и бронекат, но и саму Мадейру. И когда в конце концов выяснилось, что мы никуда не провалились и плато по-прежнему стоит на месте, мы не закричали от радости. Напротив – примолкли, тревожно прислушиваясь к воцарившейся тишине.
Внизу в хамаде все было спокойно, и лишь два больших разлома, будто шрамы, появились на ее и без того уродливом лике. Однако с запада уже доносился медленно нарастающий гул, и ни у кого не возникало сомнений: очень скоро мир вновь омоется водой и изменится до неузнаваемости.
А вот как изменится: согласно прогнозам первосвященника Нуньеса или все-таки нет?
Что ж, если через неделю мы будем по-прежнему топтать сушу, а не лежать на океанском дне, значит, возможно, для нас еще не все потеряно. И, возможно, ребенок Дарио доживет до того дня, когда кто-нибудь из нас расскажет ему о его отце и матери…
Новорожденный Атлантический океан был мутным, грязным и вонючим. Он даже близко не напоминал того благородного синего исполина с древних картин и фотографий. Скорее, он походил на новорожденного звереныша – склизкого, взъерошенного и неказистого. Звереныш еще не был вылизан дочиста материнским языком и оттого производил не самое благоприятное впечатление. И все же этот хищник родился довольно крупным, с полной пастью зубов и уже умел грозно рычать. А при желании мог легко загрызть любого, кто в общении с ним проявит грубость или неосторожность.
Наш хищник рос, матерел и свирепел день ото дня. Мы смотрели на него с берега Мадейры, что снова превратилась из плато в остров, и не знали, радоваться этому или огорчаться, ведь уже скоро нам предстояло вступить с океаном в нелегкую схватку…
Третий водяной выброс тоже не был предсказанным церковью Новым потопом. Однако он оправдал другие прогнозы – те, в которых говорилось, что сила и частота подобных выбросов раз от разу будет возрастать. Именно так и случилось. Если прежде море Зверя и прочие ближайшие к Мадейре крупные водоемы не добросили до нее свои воды, то теперь они сюда докатились. И, хорошенько омыв подножие плато, вновь отступили, оставив после себя затопленные расщелины и низины. После этого наводнения Мадейру стала окружать уже не привычная нам грязная хамада, а россыпь из больших и малых озер, разделенных лабиринтом перемычек – узких клочков раскисшей суши.
Проехать по такой хамаде мог разве что «Гольфстрим», но мы в те края уже не совались. Лишь однажды я порывался смотаться туда на разведку, да потом передумал – когда заметил на одной из полосок земли лежащий на боку корабль, которого до выброса там не наблюдалось. С его левого борта свисали две длинные балки – точь-в-точь такие, какие скрепляли между собой корабли покойного Нуньеса. Небольшие размеры судна – скорее, это был катер – говорили о том, что его оторвало от края Ковчега. И тот факт, что в итоге этот катер очутился здесь, давал примерное представление о силе стихии, что обрушилась в этот раз на Великую Чашу. Ее стена уже вряд ли защитила город, и теперь его улицы познали беду, которую прочий мир переживал доселе уже дважды.
Септиане и прочие граждане Аркис-Грандбоула стали свидетелями того, как излитая давным-давно на землю, шестая ангельская чаша вновь наполнялась гневом. И вычерпать его оттуда было не под силу уже ни одному смертному…
Между третьим и четвертым выбросом прошло еще меньше времени – всего две недели. После чего Мадейра наконец-то стала полноценным островом, а окружающая ее хамада – настоящим морем, даром что пока мелким. Вот только нам этот срок отнюдь не показался коротким. Мы пересекли границу древнего мира, и хоть размеры этого плато по сравнению с Европейским или Африканским были мизерными, даже на простой его осмотр мы могли потратить не один месяц. А учитывая, что, помимо разведки местности, у нас хватало иной работы, нам и вовсе пришлось забыть об отдыхе.
Перво-наперво мы разобрались с трофейными бронекатами, выведя их из расщелины, через завалы, на просторы Мадейры. Нельзя было допустить, чтобы прибывающая вода поглотила такие ценности. Наличие у нас маленькой колесной армии из семи боевых машин автоматически превращало нас в хозяев острова, даже если кто-то успел обосноваться здесь до нас. Разумеется, мы не собирались объявлять им войну первыми. Но если наше присутствие на Мадейре сочтут нежелательным, мы были готовы предъявить этим людям такой же встречный ультиматум. И не только предъявить, но и привести наши угрозы в исполнение, как бы нам это ни претило.
Первыми нашими соседями, на каких мы наткнулись сразу по прибытию, стали звери и птицы. Походило на то, что они довольно давно здесь обосновались – возможно, после первого наводнения или даже раньше. Чуткие животные вперед человека унюхали, чем пахнут эти водяные катаклизмы, и отправились осваивать новые, более безопасные территории для обитания. Конечно, здешняя фауна еще не забыла своего главного врага – человека – и бежала от нас без оглядки. Но, выяснив, какое тут раздолье для охоты, мы пришли к выводу, что все-таки мы – первые, кто начал заметно сокращать поголовье этого зверья.
С пресной водой тоже все обстояло более-менее сносно. Здесь также лили дожди и текли ручьи. Их вода процеживалась сквозь песок и камни, скапливаясь затем во всевозможных впадинах. Разбив лагерь на берегу такого водоема, мы похоронили Владычицу Льдов и погибшего дальнобойца и стали понемногу обживаться на новом месте.
Ознакомительная версия.
