— Ты видел недавно Кэла Чарльтона, направлявшегося туда?
— Чарльтон вошел в лифт в одиннадцать тридцать две, и кабина спустилась на складской этаж.
— Он был вооружен?
— Я не могу сказать ничего определенного.
— Он пытался убить меня топором,— сказал тельцианин.— Я услышал звон разбитого стекла, и сразу же вбежал он. Он взял топор на пожарном щите около моей квартиры.
— Корабль, ты можешь подтвердить?
— Нет. Если бы он взял инструмент с пожарного щита, то я узнал бы об этом.
Это был интересный факт, заслуживающий внимания.
— Значит, вы отобрали у него топор?
— Это было легко. Я услышал звон стекла и правильно истолковал его. Отступил за дверь. Он не увидел меня.
— Значит, вы убили его топором.
— Не совсем так. Полагаю, что я сломал ему шею.— Существо изобразило очень убедительный удар, словно взятый из арсенала карате.
— Ну, это... могло бы быть и хуже.
— А потом, чтобы избежать лишнего риска, я взял топор и отделил его голову от тела.— Существо сделало жест, аналогичный нашему пожатию плечами,— Где находится мозг.
Не полагается говорить плохо о мертвых, но нам повезло, что тельцианин не убил кого-нибудь из тех, кого хоть кто-то любил. В молодости Кэл был неприятным парнем, от которого можно было ожидать любой пакости, и хотя в последние годы он, казалось, подуспокоился, все же частенько что-нибудь выкидывал. Он был женат три раза, и никогда подолгу. Задним умом было ясно, что нам не следовало брать его с собой, и если бы он не оказался в курсе дела с самого начала, то, вероятно, даже несмотря на множество полезных талантов, его не отобрали бы.
Как выяснилось, он был одним из пациентов Дианы, но, осмотрев его вещи, мы обнаружили, что он принял только одну пилюлю из тех, что она дала ему. Двумя днями позже он попытался убить Антреса-906.
Если бы все на борту любили Кэла, то вслед за убийством состоялся бы и суд Линча. Но в данном случае совет согласился с мнением шерифа о том, что это был, однозначно, случай самообороны, и решение не вызвало никакого публичного недовольства. Поэтому нам удалось избежать такой затруднительной проблемы, как суд над представителем иной расы. Ни один тельцианин никогда не совершал преступлений на СП. Антрес-906 уверял, что у тельциан не существовало никакого эквивалента человеческой юридической системе. Мне же казалось, что это существо и на самом деле не могло постичь, что такое суд. Если в вашей расе не имеется индивидуальных личностей, то в чем могут состоять преступление и наказание? А также моральные принципы личности и общественная этика?
Во всяком случае, Антрес-906 и так уже, по собственному выбору, находился в своего рода экзистенциальном одиночном заключении. Независимо от того, что слово «выбор» означает для тельцианина. Я думаю, что в обычном состоянии они имеют свой эквивалент Целого Дерева и без вопросов выполняют его приказы.
В одиночном заключении, но тем не менее не один. В течение нескольких дней после убийства рядом с ним постоянно находился кто-нибудь из членов совета, вооруженный винтовкой с транквилизатором — чтобы защитить его в случае каких-нибудь эксцессов. Мне никогда еще не приходилось проводить столько времени в обществе тельциан, а Антрес-906 был не прочь поговорить.
Однажды я взял с собой тот самый полученный с Земли пятистраничный документ, в котором сообщалось, что мы приговорены к пожизненному заключению на Среднем Пальце. Мне хотелось спросить Антреса о значении таинственной последней строчки: «Внутри чуждого неведомое, за его пределами непознаваемое».
— Я этого не понимаю,— сказал я,— но, судя по всему, это должно быть какое-то обобщенное утверждение по поводу реального мира.
Тельцианин почти человеческим жестом потер шею; я знал, что это означало задумчивость.
— Нет. Ни в коей мере.— Он пару раз легко провел длинным пальцем по рельефным письменам.
— Наши языки очень сильно различаются между собой, а письменный язык содержит тончайшие смысловые и формальные значения. Ваш перевод неполон, потому что...— Он еще раз погладил строчку.
— Я не понимаю человеческих шуток, но мне кажется, что это нечто наподобие шутки. Когда вы говорите что-то одно, а подразумеваете совсем другое.
— А какие слова использовали бы вы?
— Слова? Те слова, что вы произнесли, достаточно точны. Они мне знакомы: это изречение, связанное с тем, что вы могли бы назвать нашей религией. Но когда мы используем эти слова, то не применяем таких грамматических форм, как в данном случае, и это заставляет меня вспомнить о ваших шутках. Слово «непознаваемое» здесь применено в такой форме, какая на нашем языке должна рифмоваться со словами «неименуемые» или «безымянные». А это, в свою очередь, нечто наподобие судьбы или бога, выражаясь человеческим языком.
— Вы хотите сказать, что эти фразы должны означать нечто смешное?
— Ни в коем случае, по крайней мере не в этой грамматической форме.— Он вернул мне бумагу.— Как правило, это выражение употребляется для того, чтобы подчеркнуть сложность вселенной.
— Это достаточно разумно.
— Но эта формулировка не предполагает обобщения. Фраза, как я полагаю, обращена к вам, к ста сорока восьми особям человеческого вида. Или, возможно, даже ко всей человеческой расе. Это... замечание? Нет, вспомнил: предупреждение.
Я снова прочел английский текст.
— Предупреждение о том, что мы направляемся навстречу непознаваемому?
— Может быть и другой вариант: непознаваемое направляется к вам. Неименуемое.
Я задумался.
— В таком случае здесь могли иметь в виду даже последствия релятивистских эффектов. Фраза становится все более таинственной.
Существо прокаркало на своем языке слог, означающий отрицание.
— Не для нас.
Сначала это были просто мелочи. Ни малейшего намека на тенденцию.
Обитатели одного из устричных садков вдруг перестали расти. В других прудиках все шло благополучно.
У меня это вызвало чисто академический интерес, так как я однажды — очень давно, даже в исторических масштабах — попробовал устриц и решил, что одного раза мне хватит на всю жизнь. Но, как бывший рыбовод, я помог Хуану и Шаунте провести анализы окружающей среды. Нам не удалось обнаружить в этом водоеме ни единой молекулы вещества, хоть как-то отличавшей его от других садков. Не похоже было также, чтобы что-то нехорошее случилось с устрицами. Они были в полном порядке, если не считать того, что отказывались становиться крупнее ногтя большого пальца среднего человека.