Кобылин опустил винтовку, обернулся, обводя взглядом безжизненное поле боя. Сколько он пролежал в темноте?
— Эй, — хрипло позвал он. — Кто-нибудь! Эй!
Его голос эхом разлетелся по двору, но ему никто не ответил. Сгорбившись, опустив плечи, Алексей побрел обратно к подъезду, туда, где лежал Олег, все еще сохранявший облик оборотня. Добравшись до крыльца, Кобылин взглянул на тело и еще раз убедился, что это он — Вещий Олег, остававшийся верным своей ярости до самого конца. Кобылин отвел взгляд. Внутри было пусто, словно пламя ярости выжгло его нутро, лишило способности что-то чувствовать и ощущать.
— Эй, — крикнул Кобылин, стараясь не обращать внимания на головную боль. — Эй!
Никто не ответил и на этот раз. Алексей медленно разжал пальцы, и винтовка с лязгом упала на бетонное крыльцо. Он сделал пару неуверенных шагов, спустился на землю по ступенькам и застыл, не зная, что делать. Перед глазами плыли цветные круги. Хотелось спать. Даже не спать — забыться, провалиться обратно в черное небытие и больше ничего не чувствовать. Но какая-то мысль не давала ему этого сделать. Он обещал что-то Олегу. Обещал что-то сделать, если выживет…
Чемодан. Эта мысль была такой обжигающей, что Алексей чуть не вскрикнул. Внезапно он вспомнил все, что с ним случилось. Еще минуту назад он помнил только бой, помнил, что сражался, уцелел, и больше ничего. Память вернулась рывком, сорвав черную завесу, что появилась в голове после удара. Алексей всхлипнул от нахлынувших воспоминаний. Потом, шатаясь, сделал пару шагов к стене, туда, где должен был лежать выроненный им чемоданчик с драгоценным и проклятым грузом, что должен был возродить Два Нуля из пепла. И замер.
Чемоданчик был на месте. Он был открыт. Его содержимое вывалилось на землю и блестело на земле тысячей осколков. Алексей застонал, смутно припоминая, что именно по этому месту он топтался, сражаясь с двумя оборотнями, оставшимися в живых после стрельбы во дворе. И сюда же он повалился после выстрела снайпера.
Кобылин рухнул на колени, наклонился над раскрывшимся от удара чемоданчиком. Замерзшие, не чувствующие ни боли ни холода пальцы медленно коснулись горы сверкающих осколков. Алексей, стоя на коленях, перебирал осколки, пытаясь найти хотя бы один уцелевший пузырек. Ведь Олег говорил, что это путь к возрождению, что за это можно купить новую жизнь, новую контору, новую охоту…
Все пузырьки были разбиты вдребезги, а их содержимое давно ушло в снег. Остались только осколки, холодные и острые, как маленькие льдинки.
Кобылин почувствовал резкую боль в глазах, и тотчас его щеки обожгло словно огнем — по замерзшей коже текли горячие слезы. Всхлипывая, он скорчился над чемоданчиком, пытаясь сдержать рыдания.
Все напрасно. Все охотники мертвы. Команды больше нет. И больше нет никакой надежды на то, что она возродится. Остался только одинокий и никчемный Леха Кобылин, что в первый раз решил подчиниться приказу, да так и не выполнил его. Провалил все дело, несмотря на громкие слова, которыми убеждал сам себя. Смерть не пришла за ним, она расстилалась вокруг него, как широкий черный плащ, накрывая своими крыльями всех, кто осмеливался приблизиться к нему. Это и есть плата за его жизнь? Она слишком высока.
Рывком Алексей поднялся на ноги. Голова кружилась, слезы мешали смотреть, а горечь в горле душила, мешая вздохнуть.
— Будь оно все проклято, — прошептал Алексей. — Все это. Все!
Он сунул руку в карман, нашарил там обоймы для винтовки, вытащил их и бросил в снег. Снова сунул руку в карман, схватил холодную коробочку телефона. Вытащил ее, с ненавистью глянул на молчавший мобильник. Потом размахнулся и со всей силы бросил его в стену.
— Будь все проклято, — захрипел Кобылин и пнул чемоданчик. — Я не хотел. Не хотел так!
Слезы наконец хлынули широким потоком. Рыдая, Алексей развернулся и бросился прочь. Все было кончено. Еще билось сердце, еще работали мышцы, но жизнь была уже позади. Он ощущал себя зомби — все еще ходящим, говорящим, но уже — мертвым.
Закрывая руками лицо, Алексей добежал до ворот, ткнулся в закрытую створку, чуть не разбив лицо. Потом, ослепленный слезами и болью, нашарил щель в воротах, выбежал на улицу, пытаясь избавиться от шепчущих голосов за спиной.
Пробежав мимо машин, Алексей выскочил на обочину дороги и бросился вверх, на холм, к жилым домам, сверкающим в темноте новогодними гирляндами окон. Он не видел, куда идет, просто бежал, не думая ни о чем, отдавшись на милость скорби и отчаянья. Внутри было пусто, как в высохшем колодце, а из глаз лились слезы. Он бежал и знал, что не остановится, пока у него есть хоть капля сил.
У него за спиной, у ворот, что так и остались распахнутыми, метель сгустилась, вылепив из снега зыбкий силуэт женщины в белых одеждах. Она смотрела вслед убегающему человеку. Смотрела с удивлением, приподняв белоснежную бровь. Она так и не поняла, откуда этот человек взялся и почему ее так тянет к нему. Почему он, несмотря на все свои усилия, так и не остался рядом с ней. И почему сейчас, уцелев, он бежит сам не свой от горя и печали. Почему, выжив, он так мечтает умереть? Это было выше ее понимания.
Женщина подняла руку и разжала пальцы. На ладони лежал ослепительно черный шарик, похожий на жемчужину. И только на самом его верху была одна едва заметная белая точка. Она чуть подрагивала, словно решая — исчезнуть навсегда или немного подождать?
Белоснежные пальцы сомкнулись, пряча черную жемчужину от чужих взоров. Взвыл холодный зимний ветер, и под его ударом белая фигура женщины, сотканная из тысяч снежинок, рассыпалась в прах. Ветер подхватил его, швырнул о ворота, взвыл, как пес, почуявший мертвых, и умчался в темноту ночи.
У ворот, утопавших в снегу, не осталось никого.
Кобылину стало жарко, и он проснулся. Пот стекал по горячему лбу, застревая в бровях. Алексей заворочался, замычал, вяло отмахиваясь от ночного кошмара, наполненного льдом и смертью. Потом неохотно разлепил опухшие веки, рванул ворот — было трудно дышать. Снова закрыл глаза, но уже не уснул. По лбу тек пот, из расстегнутого ворота куртки шел кислый запах немытого тела. Поворочавшись с боку на бок, Кобылин наконец приподнялся и сел.
Сон медленно отступал, возвращая Алексея в ту реальность, где он не хотел находиться. Он приподнял голову, пытаясь рассмотреть в полутьме — где он сегодня. Оказалось — все в том же подвале. Грязные стены, огромные трубы, заляпанные бетоном, пол выстелен грязным картоном. Наверху едва заметно тлеет лампочка, освещая угол, больше похожий на крысиное гнездо, чем на жилье человека. И все же сейчас он был домом для того, у кого дома не было.
