— Mi Amor, спать хочешь? — спросил я. — А то у меня сон пропал, могу понаблюдать.
— Наблюдай. Я ещё посплю, — с готовностью передала мне смену Мария Пилар.
Щёлкнули пластиковые крышечки на обрезиненном бинокле-ноктовизоре, зашуршала плащ-накидка. Бонита отправилась спать, а я решил глазеть дальше. Интересно подчас за чужой жизнью втихаря понаблюдать. Особенно если ты планируешь им эту жизнь сильно испортить, возникни такая необходимость. Кстати, что там насчёт испортить? Нажал пару раз кнопку дальномера, в окулярах побежали цифры. До крайнего дома сто метров ровно, до дальнего — почти триста. Даже поправки не нужны — хоть в глаз стреляй, если по ближнему рубежу.
В десять минут девятого опять сеанс связи. Сообщили «Острову», что ничего необычного не наблюдаем, пусть выходят на связь, сообщают, что готовы назначать встречу. Вот тогда мы и посмотрим, как на это местное население среагирует.
Судя по всему, с сеансом связи Смит тянуть не стал. Минут через пятнадцать я увидел, как из маленького домика с высокими антеннами в сторону домика с блондинками пробежал невысокий боец в панаме и в зелёно-коричнево-синем камуфляже «джунгли», держа в руке маленькую жёлтую бумажку. Даже бланки радиограмм у них есть, как я погляжу. Ещё через пять минут боец прошёл обратно в сопровождении двоих — высокого худого брюнета в «пилотских» чёрных очках в золотистой оправе, камуфляжных брюках, белой майке и с кобурой на поясе и невысокого коренастого мужичка с седым ёжиком, почти полным отсутствием шеи и изрядным пузом. Пат и Паташон какие-то.
Они исчезли с радистом в дверях узла связи, затем радист вышел на улицу и закурил. Это они его выставили, что ли? Так смысл какой, если ему через фанерные стены и так всё слышно? Ладно, им виднее. Может, воин чеснока на завтрак нажрался и тем самым нежное начальство своим присутствием расстраивает. Например.
Через несколько минут Длинный и Толстый, как я их мысленно поименовал, появились на улице, о чём-то оживлённо беседуя. Знать бы, о чём. Длинный посмотрел на часы, потом потыкал пальцем в циферблат, стараясь что-то втолковать Толстому. Тот возражал, мотая головой на толстой короткой шее и делая столь же отрицательные жесты руками. Кажется, партнёрство у них было неравноправным, и Длинный был главнее, потому что через несколько минут мотания головой его собеседником он напустил на себя начальственный вид и, судя по всему, приказал что-то Толстому. Тот пожал плечами, но возражать уже не стал. И ушёл с выражением лица «Хозяин — барин».
Длинный тоже пошёл к своему дому, и на некоторое время на островке воцарилось спокойствие. И так прошло около часа. Один раз по протоке прокатила патрульная моторка, с пулемётом на турели и тремя седоками. Больше не было никого. А вот по истечении часа мне довелось наблюдать нечто интересное, никак в планы наблюдения не укладывавшееся.
Я пялился на пустынный остров напротив. Там было пусто — даже часовой, прохаживавшийся по дорожке, к тому времени исчез за домами. Вдруг справа от нас, метрах в двадцати, раздался треск, громкое конское фырканье и какое-то утробное урчание. Спящая Бонита проснулась мгновенно и попыталась схватить «винторез», я еле удержал её, а сам я от неожиданности холодным потом покрылся. Затем снова донеслось фырканье и тяжёлые шаги, которые, впрочем, к нам не приближались, а двигались в сторону берега. Я подумал, что какое-то массивное животное провело ночь на острове, а теперь проснулось и… пошло к воде — на водопой, наверное. Зачем они ещё к воде ходят?
Затрещали кусты у самого берега, раздался тяжёлый плеск, как будто что-то тяжёлое и большое погрузилось в воду. Я осторожно-осторожно продвинулся вперёд и посмотрел направо, вдоль берега. Сначала увидел мокрую серую спину, возвышающуюся из воды, затем я разглядел голову с двумя парами коротких бивней и таким же коротким хоботом. Больше всего этот зверь напоминал некую смесь южноамериканского тапира и африканского слона, с изрядной добавкой носорога. Большой зверь, весом с тонну, возможно. Он стоял в воде и пил, опустив морду в красную мутную воду. Напившись, он фыркнул, мотнул тяжёлой башкой туда-сюда, после чего побрёл прямо на середину протоки, попутно оставляя в воде жёлтый вонючий след — животина облегчала кишечник тугой зловонной струей.
Теперь понятно. Судя по всему, зверь травоядный, находится в некотором родстве с саванным рогачом, хоть рогов у него нет — лишь бивни на морде. Вчера до прилива зверь забрался на остров, на котором мы скрывались, где и заночевал. Его мы и слышали в темноте, скорее всего. А теперь дождался очередного отлива — и по наметившимся мелям пошёл на другой остров. Решительно так пошёл: здоровая зверюга, тяжёлая. Для небольших акул из проток наверняка слишком крупная добыча.
С противоположного берега послышался свист. Свистел зверю часовой, прогуливавшийся по периметру посёлка. Затем к нему присоединился пулемётчик из дзота. Зверь не обратил на них никакого внимания и продолжал брести по плечи в мутной воде, направляясь к острову справа от них. Перед его грудью поднимался маленький вал рыжей воды, за массивным задом веером расходились волны, как за корпусом катера.
Но что-то произошло. Послышался тяжёлый всплеск, взметнулся фонтан брызг, в котором промелькнуло нечто продолговатое. Голова с бивнями исчезла под водой, не издав ни звука. Но с новым всплеском она вновь появилась на поверхности. «Тапир», как я назвал его уже про себя, заревел, но рёв вновь прервался, когда голова снова, уже резким рывком погрузилась в воду. На поверхности показался его толстый бок, массивная нога, судорожно бьющаяся на поверхности и поднимающая тучу брызг. Затем и она погрузилась в воду, но на поверхности по-прежнему бились и сталкивались волны и водовороты, взлетали брызги.
«Тапир» был массивен и силён, и что бы его ни тащило вниз, у него всё же хватило сил вновь поднять голову из воды, чтобы вдохнуть. То, что напало, явно старалось утопить его, а он рвался из-под воды наверх. Но он был уже ранен, и ранен, судя по всему, смертельно. Половина его морды была располосована длинными глубокими ранами, как будто гигантские грабли прошлись по нему, вырывая лоскуты грубой кожи и мяса. Правого глаза и уха уже не было, вместо них с морды свисали рваные клочья, и виднелась белая кость черепа. На короткой складчатой шее тоже были видны страшные разрывы, из которых водопадом хлестала кровь.
И вновь могучий рывок утащил «тапира» под воду. Вода забурлила, что-то под самой поверхностью задвигалось из стороны в сторону. Вода была мутной от красной глины, совершенно непрозрачной. Опущенная в неё ветка теряла свои очертания уже в десяти сантиметрах от поверхности, но даже эта муть не могла скрыть огромного кровавого пятна, которое расплывалось на месте нападения.
