Ознакомительная версия.
Закоренелый холостяк и распутник Салазар в эту ночь также не изменял своим привычкам, нежась на кровати в компании двух Сестер Услады Духа. Очевидно, развлекаться ночи напролет Салазару уже не позволяли преклонные годы, поскольку вся троица, сплетенная в немыслимый клубок обнаженных тел, спала крепким сном. Мара растерялся, но ненадолго. Два молниеносных удара подряд вложенным в ножны мечом по затылкам девиц – Сото потом убедился, что обе невольные жертвы акта правосудия остались живы, – и лишних свидетелей можно не опасаться. Для пущего удобства было бы неплохо оглушить и Салазара, однако тому еще предстояло узнать имя человека, который пришел за его головой. Так что Сан-Мартино пришлось разбудить. Правда, лишь на несколько секунд…
Ветер доставил Сото Мара к жертве, ветер и унес его прочь от обезглавленного тела. Распахнутые окна в залитой кровью спальне Салазара, ничего не помнившие, обезумевшие от ужаса Сестры Услады Духа, шокированная охрана – и легенда о демоне Ветра отправилась гулять по епархии. Само собой, что легенда дошла и до ушей дона Диего, однако он не задавал вопросов своему старшему тирадору. Справедливый сеньор ди Алмейдо взглянул в глаза мертвому врагу и простил его – по мнению карателя, именно так и должен был вести себя настоящий человек чести; именно так поступали предки Мара, для которых смерть была достаточным искуплением за все грехи. Сото истово верил, что служит великому человеку, у которого, как вскоре выяснилось, помимо покойного Салазара Сан-Мартино, имелось еще множество непримиримых врагов. Сеньор нуждался в защите от них, и, кроме Сото, защитить его было некому. Не демон Ветра, а ангел-хранитель оберегал одного из благороднейших граждан Святой Европы – так думал перед смертью Диего ди Алмейдо. Мара не узнал об этом умозаключении сеньора, ровно как и сеньор ни разу в жизни не увидел черных крыльев своего «ангела»…
…«Ангела»-хранителя, пусть осиротевшего, но до сих пор исполненного решимости карать врагов и предателей человека, которого он опекал…
Стальные крючья на руках и ногах Сото противно скрежетали о металлические перемычки Ватиканского Колосса, но подниматься с помощью крючьев было намного легче, чем без них. Отделанные изнутри мягкой шерстью хомуты надежно удерживали крючья на лодыжках и запястьях; ступни верхолаза опирались на специальные стремена, а кулаки сжимались на удобных, прицепленных к крючьям рукоятях. Все, что требовалось от карателя – по очереди переставлять конечности все выше и выше, постоянно удерживая вес тела вместе с ношей на трех точках опоры. Надумай Мара осуществить столь длинный вертикальный подъем, да еще с грузом, без вспомогательных средств, его силы иссякли бы уже на первой трети пути.
Периодически Сото устраивал короткие передышки, прицеплял страховочным тросом прочный поясной ремень к перемычкам и расслаблял уставшие руки. Теперь он не боялся, что его заметят – ночью Стальной Крест уже не просматривался с земли на такую высоту. Впрочем, отсюда также нельзя было различить то, что творилось на неосвещенных участках площади Cвятого Петра. Изредка в свет прожекторов попадали суетившиеся гвардейцы. Где-то у подножия холма заурчал двигатель, а после раздался плеск воды, и устроенный злоумышленником «фейерверк» погас окончательно – оперативно сработала местная пожарная команда. Внизу наверняка царило оживление, но людской гомон до Мара не долетал – его напрочь заглушал завывающий в решетчатых конструкциях ветер.
В кои-то веки Сото соизволил заглянуть в гости к давнему товарищу: здесь была родная стихия ветра, здесь он обитал постоянно, и ожидать его появления, как это порой случалось на земле, не приходилось. Однако ветер оказался не очень-то рад старому другу: недовольно шумел, налетал недружелюбными порывами, того и гляди норовя сбросить Мара вниз или сорвать у него со спины поклажу. Чем выше взбирался каратель, тем сильнее злился ветер. Как будто знал, что эта их совместная прогулка станет прощальной, и потому обижался. Но такое поведение ветра не стало для Сото неожиданностью. К тому же он подозревал, что свой главный неприятный сюрприз ветер преподнесет наверху…
С каждым осиленным пролетом Стального Креста пред Сото все многообразней и шире открывался вид на окутанную темнотой столицу. Ему доводилось наблюдать ночной Мадрид с пригородных возвышенностей – мало что превосходило по великолепию ту картину. При взгляде на главный город Испании с высоты создавалось впечатление, будто все видимое пространство заполонила опустившаяся на землю стая огромных светляков. Редкие фонари на мадридских улицах, большинство из которых были проложены далеко от критериев прямолинейности, в беспорядке расползались огнями по обоим берегам Мансанареса.
Вид ночного Ватикана производил гораздо более захватывающее впечатление. Здесь стая светляков подошла бы для сравнения лишь в том случае, если бы какой-нибудь блошиный дрессировщик вдруг сумел приручить ее и заставил ползать по земле ровными колоннами и шеренгами. Столько ярких фонарей сразу Сото видел ранее только на фотоснимках Древних. Уличные огни Ватикана появлялись единичными точками на окраинах, а затем, по мере приближения к центру города – плаза Витторио, Храму Прощенных Язычников и дворцу Гласа Господнего, – их количество вырастало до неисчислимого. Плаза Витторио буквально утопала в огнях так, словно сама по себе являлась одним мощным источником света. В отличие от Мадрида, ночная столица больше напоминала упавшую с неба звезду, разновеликие лучи которой состояли из маленьких огоньков и исходили от центра во все стороны.
Сото остановился на очередную передышку и невольно загляделся на раскинувшуюся перед ним панораму. Он подумал, что, пожалуй, до него с этой точки на Божественную Цитадель смотрели немногие: монтажники, строившие Ватиканский Колосс, да ремонтники, что следят сегодня за его состоянием…
Мысли, чертовы отвлеченные мысли о прекрасном! Будьте вы прокляты! Идущему на смерть пристало думать о достойной кончине, а не о красоте пейзажей. Время восторгаться ими ушло навсегда…
При приближении к стометровой поперечине Креста ветер ожесточался. Со стороны старого подельника это выглядело полным неуважением, намеком на нежелательность присутствия Сото в чуждом ему поднебесном мире. Ветер делал ему подобные намеки не впервые. Раньше каратель всегда понимал их с первого раза и немедленно уводил Летягу с запретной для того высоты. Сегодня намеки подельнику делались как никогда прозрачные, и то, что упрямец отказывался понимать их, бесило ветер еще сильнее.
Высоту в полторы сотни метров – расстояние, которое по земле Сото преодолевал бегом за треть минуты, а на Летяге или Торо и того шибче, – мститель покорял больше получаса. Несколько раз ему угрожал рецидив нервного припадка: сердце Мара едва не выпрыгивало из груди, а легким не хватало воздуха. Тьма вокруг, звездное небо над головой и гигантская «звезда» городских огней перед глазами – вот и все, что наблюдал дезориентированный мраком Сото, будто клещ прицепившийся к железному боку Креста на головокружительной высоте. Рассудок карателя готов был вот-вот помутиться, причем уже без надежд на последующее прояснение. Пот стекал с Сото, несмотря на непрерывно обдувающий его холодный ветер, а руки и ноги предательски дрожали. Двигать ими приходилось ценой неимоверных усилий.
Ознакомительная версия.
