Дэвид — всю жизнь практиковался в играх при низкой гравитации — оттолкнулся от стеклянной реторты с такой же легкостью, с какой пловец меняет направление в конце бассейна. Он поплыл за Лео и врезался великану в спину.
— Бога ради, дай мне помочь тебе, — воззвал к нему Дэвид.
Лео глотал воздух, боролся, поворачивался кругом, пытаясь расположить автомат между собой и Дэвидом.
— Никогда не бывало беложопого сукиного сына, которому мог бы доверять черный человек!
Но Дэвид уцепился ему за спину.
— Я не хочу убивать тебя. Ты не раз спасал мне жизнь. Я хочу спасти тебя. Если ты не дашь мне…
Внезапно Лео издал звериный вой боли и страха, от которого кровь стыла в жилах и который отразился глухим эхом от окружавших их со всех сторон темных неясных сооружений из стекла и металла. Он согнулся пополам и из носа у него хлынула кровь. Автомат вращаясь упал прочь.
Боже мой, у него сердечный приступ!
Дэвид увидел, что длинный прыжок через пустой воздух уносит их в один из бурлящих внизу чанов. Лео не замечал ничего, кроме мучившей его боли. Он безумно метался, когда они падали, рвя себе правой рукой грудь и плечо.
Развернув кругом их сплетенные тела, Дэвид достаточно сильно лягнул ногой, чтобы слегка изменить их траекторию. Они тяжело врезались в стенку чана и Дэвида болезненно сплюснуло между горячей сталью и терзаемым болью телом Лео. Они проскользили остаток пути до настила пола.
Лео лежал там, рыдая от боли, все мускулы его тела завязались в узлы. Дэвид выполз из-под него, у него самого спина сильно болела и не сгибалась.
Он слышал, как стукает автомат, по-прежнему падая в долгом планирующем спуске при низкой гравитации. Ему требовался этот автомат.
Но Лео умирал. Он извивался на металлическом покрытии пола, из его разинутого рта не вырывалось ничего, кроме тихого, бездыханного стона.
Придется найти автомат позже.
С помощью своего коммуникатора Дэвид обнаружил ближайший пункт первой помощи, бросился мимо нечетко видимых чанов, сорвал аптечку со стойки и побежал обратно к Лео. Коммуникатор связал его с компьютером скорой помощи модуля и Дэвид быстро натянул на лицо Лео кислородную маску, впрыснул в руку чернокожего лекарства, а затем застегнул у него на ногах прижимные манжеты, чтобы помочь откачать кровь от конечностей.
— С тобой будет все в порядке, — не переставал бормотать Дэвид, — с тобой будет все в порядке.
— Проклятый… белый ублюдок, — выдохнул Лео.
— Проклятый черный дурень, — прошептал в ответ Дэвид. — Все эти убийства… что они тебе дали?
— Это… наша страна, парень, — кислородная маска приглушила голос Лео, но Дэвид достаточно низко склонился над лицом чернокожего, чтобы ясно слышать его, пока вкалывал новые лекарства прямо ему в грудь. — Наша страна… а не только ихняя. Но они не дадут получить нам свою долю. Мы хотели… получить… свое.
— Разнеся все вдребезги? Это бессмыслица.
— Что ты… в этом понимаешь… беложопый? Попробуй… побыть черным… пару столетий…
Голос его растаял. Глаза закрылись. Дэвид так и не заметил этого, так как продолжал работать над распростертым телом Лео.
Билл Пальмквист стоял у окна гостиной и глядел на тянувшиеся, насколько хватает глаз, аккуратные ряды борозд. Вспаханная земля только-только начала зеленеть от новых побегов кукурузы. Но поля не обрабатывались. Вдоль длинных возделанных рядов не двигались ни человек, ни машина.
— Возвращайся спать, милый, — позвал из спальни голос Рут. — Ты всю ночь не спал.
— Ладно, — согласился он. Но не мог отойти от окна.
Затем она очутилась рядом с ним, в наброшенном на плечи розовом домашнем халате. Она положила голову ему на плечо и он почувствовал нежное тепло ее тела.
— Пошли, милый. Ты же знаешь, что они велели оставаться нам в домах, пока не кончится это бедствие.
Билл покачал головой.
— Но мы просто не можем бросить урожай на произвол судьбы. Нас ждет работа. Сейчас важное время в цикле произрастания.
— Ты ведь не оставишь меня здесь совсем одну, правда? — спросила Рут.
Он обнял ее за талию.
— Конечно, нет. Но…
— И остальные тоже не выходят на поля, — сказала она.
— Знаю… Смотри!
Тело его напряглось, когда она увидела на что он показывал. По окружавшей возделанные поля грунтовой дорожке лениво брел одетый в оливково-зеленую робу террорист. Глядя из их окна на четвертом этаже было трудно определить, кто этот партизан — мужчина или женщина. Но они очень четко видели висевший на плече партизана автомат.
— Он направляется к нашему зданию! — прошептала с ужасом в голосе Рут.
Билл прижал ее к себе покрепче, мысленно перебирая все в квартире, что можно применить в качестве оружия. Против автомата — ничего существенного.
Но затем он заметил:
— Смотри, он пошатывается.
— Пьян? — предположила вслух Рут.
— Нет… похоже он мучается от болт. Возможно, он ранен.
Партизан вдруг растянулся ничком на грунтовой дорожке. Автомат частично выскользнул из его руки. Он не двигался. Билл направился к двери.
— Запри за мной, — велел он Рут, — и позвони всем в нашем здании. Я хочу добыть этот автомат. Может быть, нам удастся, по крайней мере, защитить себя.
Бхаджат очнулась с горящей головой. Когда она попыталась сесть, гондола вокруг нее дико поплыла, пока она снова не дала голове упасть.
Она спала на столе, подложив под голову вместо подушки толстый блокнот. Она чувствовала горячку, жар, то же самое она чувствовала тогда, когда они вместе с Дэвидом пробирались украдкой по Аргентине. — Неужели это было всего несколько месяцев назад? Казалось, прошли многие годы. Тогда он спас ей жизнь. Он рискнул своей, чтобы спасти ее.
А теперь вот она снова больна. Умирает. На этот раз из-за Дэвида. Возлюбленные и враги, подумала Бхаджат… Вместо того, чтобы приносить друг другу жизнь, мы приносим смерть.
Она устало села и свесила ноги со стола.
Эвелин спала, вытянувшись на полу, тяжело дыша, лицо ее сверкало от пота. Хамуд сидел в кресле с пистолетом в руке, уставясь невидящим взором в окно гондолы на путаницу лабораторной аппаратуры под ними.
— Сколько я проспала? — спросила Бхаджат, чувствуя сухость и боль в горле.
— Несколько часов, — ответил не отрываясь Хамуд.
— Все еще никаких признаков?
— Ничего. Ни звука, после тех выстрелов и криков.
Бхаджат очень осторожно слезла со стола и встала на ноги. Когда гравитация немного изменилась, их троих разбросало по помещению. Ходить стало трудно; обыкновенный шаг имел склонность подбрасывать тебя к потолку.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила его Бхаджат.
