— Ну, да, — мямлил Данька, — то же.
Он сцепил руки на животе. Обида на весь мир и на себя душила его. Вот опозорился!
— Хорошо. А что ты можешь сказать о морских обычаях. Что-то морское знаешь?
Свен надеялся, что этот вопрос поможет парнишке выкрутиться. Сам отвернулся в сторону, что бы спрятать улыбку.
Данька вспомнил "Остров сокровищ" и фальшиво начал напевать:
— А ну, разворачивай парус, приятель. Эх-хе-хей, веселей дружок. Пятнадцать человек на сундук мертвеца и- хо-хо, и бутылка рома.
— Бутылка рома? — Озадачился капитан. Отличная морская традиция.
— Да, и бутылка рома. — Повторил упрямо парнишка.
Тут Данька вспомнил другую песню. Она показалась ему вполне подходящей:
— На шумный праздник пули и клинка мы к вам придем незваными гостями и никогда мы не умрем, пока качается светило над снастями.
— Ну, это лучше. Значительно лучше, — одобрил капитан, просто кладезь знаний упрятан в мальчишке. Глубокий. В смысле, знания спрятаны глубоко, не сразу откопаешь. — Может ты, что-то знаешь о жизни моряков.
Капитан задал этот вопрос и сам задумался. Потер ладонью лоб. А разве есть морская жизнь, земная жизнь? Если и стоит делить жизнь на какие-то стороны, то только на две: прожить жизнь как скотина и прожить как человек.
Тут Даня вспомнил:
— Конечно, — и поведал. — Когда корабли уходят на долго в море, моряки едят ночью, в трюме.
Это Данька причитал в каком-то пиратском романе. На земле ночью в трюме есть не будешь. Это морской обычай. Настроение сразу поднялось. Иду на пятерку в четверти. Ура!
— Ночью? — Переспросил Свен. — В трюме?
Ответ его озадачил. Кому придет в голову есть ночью. Спать надо. В темноте, в стороне о всех. Спрятал, а потом съел.
— Ну, да. — С энтузиазмом заявил Данька. Капитан, а такой простой вещи не знает. Сейчас он откроет ему глаза.
— Плаванье дальнее. Кругом жара. Солонина портится. Вот команда и ест ее ночью, в трюме. Что б червей не видеть. Это всем известно, дяденька капитан. — Он, Данька, о морских обычаях знает больше капитана. Книги читать надо. Источник знания.
Многие знания, многие скорби, Даня.
— Я не дяденька капитан, а капитан Свен.
— Да, капитан Свен, я и говорю, в жару портится все. Черви заводятся. Вот ночь, в трюме, там лунного света нет. Они достают из бочки солонину, а на ней кругом — черви, — расписывал Даня, — и они их едят.
Даня и не понял, что он сказал. Мальчишка рассказывал это с таким задором, так размахивал руками, что можно было подумать, ничего вкуснее нет ничего на свете. Сам только и ест червивую солонину.
Хлеб с маслом. Солонина с червями. Не отказывайтесь, вкус незабываемый.
— Едят червей? — Какой бред.
— Ну, да. Червей. — Данька увлекся. Он не заметил доли сомнения в голосе капитана.
Капитан смеялся. Данька понял, что сморозил очередную глупость. Сник. Никто, никто не возьмет его ни в какое плаванье. Кому он нужен, такой тупорылый. Встал.
— Так я пойду, дяденька капитан. — Уйти самому прежде, чем тебе укажут на дверь. Уйти самому не так горько. Не возьмете? Не очень хотелось. У меня без вас полно дел. У вас корабль? Этих кораблей хоть лопатой грузи.
Когда пацаны не берут тебя в игру, уйди с гордо поднятой головой. Слезы обиды придут после, когда тебя никто не видит.
— Ты, что, передумал? Не хочешь в море? — Капитан видел, Дэн просто держит марку. Проигрывать надо уметь. У тебя получается.
— Хочу. Но вы же меня не возьмете. — Данька старается выглядеть равнодушным. Дело житейское.
Свен почувствовал укол раскаяния в душе. Своим смехом он обидел мальчику. А тот говорил, искренне веря в свои слова. Еще ребенок.
— Сядь, — приказал капитан.
И Данька подчинился. Не приказ капитана остановил его. Глупая надежда, что он сможет остаться. Надежда, что живет в человеке вопреки разуму, вопреки логике. Мы живем в надежде на бессмертие.
— Ты что-нибудь хорошее о себе рассказать сможешь? Чем-нибудь похвалиться? — О себе любимом всякий может рассказать. Иные и без всяких просьб расскажут. Неужели кто-то сомневается, что я самый умный и красивый.
А что сказать? — думал Даня. — Что он помогает маме? Что у него в школе хорошие оценки. Про тройку по физкультуре можно не говорить. Только это совершенно не интересно капитану. Для него нет никакого выхода. Конец будет один. Смысла нет тянуть время. Свен увидел в глазах парня отчаяние и боль. А Данька почти кричал:
— Я слабый. Неказистый. Никчемный. Когда я забирался на корабль, я ударился коленкой. Залез и упал на палубу. Я… Я ни кому не нужен, — отчаяние Даньки переросло в ярость.
Капитан заметил, сейчас перед ним не мальчишка, а раненый зверь, которого загнали в угол. Он борется из последних сил, яростно. В отчаянии. Это последний бой, смертельный. Это ярость и смелость обреченного, готового дорого продать свою жизнь, последний раз вздохнуть полной грудью, умереть в борьбе. Данька выкрикнул:
— Я — трус! Я боюсь темноты!
Замолк. Повисла тишина. Только скрип мачт и плеск воды. Гулко, как набатный колокол звенит тишина. Свен молча смотрел на мальчишку. Совершено безжизненный взгляд. Как будто только что умер. Только губы тихо, без эмоций шепчут:
— Я никому, никому не нужен. Даже отцу. — В лице ни кровинки. Бессильно висят руки. Нервно дернулись губы. То ли силится выдавить улыбку, то ли заплакать. Не получается. Проигран бой.
Глухие слова отчаяния, произнесенные мальчишкой, больно ударили Свена. И не услышит смерть моей мольбы, уйду я не склонивши головы. Герой, ты признал свои слабости. Не каждому это по силам. Свен понял, он должен удержать этого мальчишку. Исполнить долг перед самим собой.
— Хорошо. Я возьму тебя юнгой. Согласен? — Капитан пытается поймать взгляд парня.
— Юнгой? — Оживился Данька. — Я согласен.
До чуда, порой, только шаг. В один миг жизнь изменилась. На лице засияла улыбка, Свен не удержался и улыбнулся в ответ.
— Ты должен знать, это — корабль морских разбойников, пиратов, — решил капитан предупредить мальчишку.
— Пираты? — Данька представил большого зеленого с красным гребешком на голове попугая, сидящего на плече капитана Свена. Пиастры! — кричит птица и хлопает крыльями. Даня, уймись. Не грезится ли тебе одноглазый пират, сидящий на диване, что заботливо кормит молоком из блюдца котенка. Нелепо.
Это же здорово. Ему повезло. Он на пиратском корабле. — Думал Данька. Лицо его засияло пуще прежнего.
— Ну, что не передумал? — Капитан улыбается. Будто камень свалился с души.
— Нет, капитан. Я буду юнгой. — Твердо заявил Данька.
