Он приходил дважды в сутки. Менял Снейку повязку, вкалывал ему какую-то дрянь и удалялся, не проронив ни слова.
Эта игра в молчанку угнетала. Если б не горячность рыжего, Мунлайт наверное предположил, что они попали в плен к секте глухонемых. Однако слышали тюремщики все прекрасно, и говорить тоже могли, в этом он не сомневался, вот только не хотели.
Привычно заскрежетал замок. За неделю рыжий так и не научился с ним справляться. Завозился Снейк. Впрочем бородатый приятель был сейчас Муну не столь интересен. Он видел другую жертву.
— Здравствуй, кормилец, — приветствовал Мун.
Рыжий привычно прошел вперед и пихнул ему миску. Мунлайт молча поставил миску на койку и встал, чего прежде при чужаках себе не позволял. Рыжий тем временем развернулся к нему спиной и тормошил не проснувшегося Снейка.
Мун неслышно встал за спиной рыжего, осторожно наклонился и нежно шепнул на ухо:
— «Свобода», разреши спор, а?
Рыжий парень от неожиданности подпрыгнул, чуть не уронив миску. Мунлайт вовремя отшатнулся. Когда кормилец обернулся, он уже стоял в стороне с мерзопакостной лыбой и выставленными вперед ладонями, мол, спокойно, брат, я и не сделал ничего, спросил только.
Парень посмотрел на него так, как последний раз смотрела в далеком детстве воспитательница в детском саду. На лице рыжего читалось явное желание нахлобучить на седую муновую голову миску со всем содержимым и постучать сверху, но сдержался.
— Доброе утро, — пробасил пробудившийся наконец Снейк.
— Утро добрым не бывает, — весело отозвался Мунлайт.
Рыжий снова повернулся спиной и протянул миску бородатому.
— Нет, ну ты ответь, «Свобода», чего это у тебя? — дождавшись, когда парень избавится от своей ноши, подцепил его за рукав Мун. — Я вот говорю свинья, а дядя Снейк, дай бог ему и его ноге здоровья, целый день талдычит: «крокодил-крокодил».
Рыжий скрежетнул зубами и резко дернул рукой. Рукав с нашивкой неприятно шкрябнул Муну по подушечкам пальцев. А потом все произошло молниеносно. Парень обернулся и с силой ударил в корпус. Не ожидавший от него такой прыти Мунлайт отлетел назад. Металлический край койки ударил под колени, и Мун завалился на спину. Напряженно зазвенела металлическая сетка.
Парень навалился сверху. Рука рыжего сгребла в кулак мунлайтов ворот и ощутимо придушила.
— Мы не «Свобода», — сквозь зубы процедил рыжий, — понял? Мы группа Резаного, понял? А это медведь.
Парень бросил ворот и отпихнул Муна, снова взяв себя в руки.
Тот сел и изящным движением поправил воротник. На роже, окаймленная седой подковой играла злорадная улыбка.
— Что и требовалось доказать, — спокойно сообщил Мун. — А Резаный, он кто? Любитель пива?
Парень вышел вон и ощутимо шендарахнул дверью. Загрюкал ключ в замке. Мунлайт откашлялся, потер шею, поморщился:
— Не слабо.
— Я ж говорил, что он обидится, — добродушно резюмировал Снейк, с интересом наблюдавший всю сцену.
— Зато мы теперь знаем, что это не «Свобода».
— Это неволя, — философски заметил бородатый. — Но кормят они хорошо.
И он с расстановкой принялся за еду. Мунлайт взял в руки миску. Та чудом не перевернулась, но потасовка не обделила ее вниманием. Половина баланды расплескалась. Под койкой образовалась жирная лужа. С сетки свешивались капустные сопли.
— О, супчик! — бодро отметил Мун. — Какой балбес у них супчик на завтрак варит?
— Уймись, хаосит, — поморщился Снейк. — Нас кормят, лечат. Скажи спасибо. Нет, нарывается.
— Это тебя лечат. А меня калечат. Знаешь, как по башке шарахнули? И я сам себя покормить способен, если меня выпустят.
— Настроение плохое?
— Нормальное.
Снейк первым отложил пустую миску.
— Знаешь, с тех пор как ты поседел, у тебя окончательно испортился характер. Ты стал еще вреднее, зануднее и твои приступы апатии уже надоели.
Мун растекся в натянутой улыбке и развел руками.
— Старею.
День выдался оживленным и богатым на неожиданности. На крик, что они пожрали, рыжий не явился. Он пришел по собственному почину через полчаса. Забрал пустую тару, бросил на Муна победоносный взгляд, мол отольются кошке мышкины слезки, погоди, недолго осталось, и гордо удалился.
Не успела закрыться дверь, как на пороге появился эскулап с седеющим ежиком на голове. Этот был как всегда молчалив и уравновешен. Мун, честно говоря, поражался его спокойствию.
Снейк глядел, как снимают старые бинты, делают перевязку. Потом повернулся, подставляя под инъекцию мягкое место. Когда дверь распахнулась, впуская очередную порцию гостей, бородатый как раз возлежал с голой задницей.
На этот раз рыжий парень пришел не один. С ним явился сухощавый невысокий мужичек с замашками хозяина. Без барства, но с уверенностью, что он дома и здесь, в его доме, все будет так, как он скажет.
Новый гость был не стар, но видимо имел богатую мимику. Жесткое лицо его было изрезано глубокими морщинами, что придавало ему гротеск и выпуклость деревянной маски. Оно выглядело не красивым, но обаятельным. А еще у мужичка был очень выразительный взгляд, напрочь отбивающий желание шутить. Только одна деталь портила общее впечатление: от левого уголка рта до виска тянулся кривой уродливый шрам.
Вышедший было веснушчатый тюремщик появился снова со старым табуретом. Поставил его между коек и, злорадно поглядев на Муна, удалился.
Мунлайт проводил парня взглядом, скосил глаза на шрам мужичка. Не иначе сам Резаный почтил присутствием. Судя по поведению рыжего, мужичек — человек уважаемый. Судя по поведению мужичка — хозяин. И судя по вспоротой щеке, имя он себе не любовью к пиву заработал.
Молчаливый эскулап всадил Снейку шприц в бедро и также беззвучно принялся собираться. Бородатый подтянул штаны.
Мужичок со шрамом на щеке сел на притащенную веснушчатым табуретку. Поглядел на изучающего его Муна. Мужчины сцепились взглядами и несколько секунд пристально смотрели друг на друга. Затем дядька со шрамом перевел взгляд на Снейка. Не отвел глаза в сторону, а словно отпустил Муна взглядом на время, мол потом продолжим.
— Меня зовут Резаный, — наблюдая за доктором сообщил мужичек со шрамом.
