Для мексиканцев потеря Флориды и Кубы стали неприятными фактами, но сделать они с этим ничего не могли, поэтому для них конгресс просто закреплял статус-кво.
* * *
— До сих пор не понимаю, господин губернатор, почему вы просто не прикажете схватить этого дикаря, — улучив момент, сказал Пэндлтон, имея в виду Ахайю — если он допустил такую глупость и сунул голову в пасть британского льва, то будет правильно её откусить.
Айзек Брок презрительно посмотрел на этого крещеного еврея, представителя банкиров Сити. Для него было непонятно, почему Пэндлтон не понимает такой простой вещи.
— Господин Горн, может, вы объясните, что означают звёздочки на плечах вождя Ахайи.
— Конечно, сэр. Это напоминание что за Ахайей стоит Гамильтон.
— И что с того? Мне кажется, что вы все несколько преувеличиваете значение этого беглого американского министра.
— Однако, сэр, именно вы привезли в Йорк копию договора между Британией и Российской империей. И частью этого договора стоит признание нами Калифорнии. Кроме того именно вы привезли инструкции парламента, прямо приказывающие нам заключить с Калифорнийской Республикой соглашение о ненападении. Это тоже часть сделки с русскими.
— Всё верно, но Гамильтон в Калифорнии, а Ахайя здесь, только руку протяни, и нет его.
Брок в ответ на это тяжело вздохнул. Британия построила своё могущество на торговле, но перед ним сейчас стоял не торговец, а тупой торгаш.
"Почему этот идиот выполняет такую важную миссию" — в который раз подумал Брок, — " он совсем не понимает ничего из того, что здесь происходит".
— Господин Пэндлтон, позвольте я объясню так, чтобы вы поняли, — судя по всему, Горна тоже достал их собеседник.
— Слушаю вас.
— Ахайя дед одного из сыновей Гамильтона.
— Я что-то слышал, этот американец снюхался с какой-то индианкой, какая гадость. Как по мне это всё равно, что спать с животным.
— Скажите это Ахайе в лицо, и я не дам за вашу шкуру ни единого пенса, — не выдержал Горн. Затем он успокоился и продолжил:
— Так вот, Ахайя дед сына Гамильтона. Как только тот узнает, что мы убили его родственника, то все соглашения с русскими не будут стоить бумаги, на которых они написаны. И виновными в этом будем мы. Если вы хотите нарушить прямой приказ короля и парламента, милости прошу. Но никто вам в этом здесь помогать не станет.
— Ясно, господа. Будь по-вашему, — Пэндлтон отошёл, а Горн понизив голос, обратился к Броку.
— Господин губернатор, я думаю, об этом должны узнать в Сити.
— Я тоже так думаю, адмирал. Вы хорошо послужили короне, выбирайте. Я могу снова послать вас в Калифорнию, а могу в Лондон, решать вам.
— Пожалуй, я выберу Калифорнию. Наверняка там остались наши пленные, которых я хочу попробовать выручить…
— А еще там есть золото, — улыбаясь, сказал Брок.
— Вы не зря стали губернатором, господин генерал и сразу всё поняли, — в ответ на это Брок засмеялся и поднял бокал за успех будущего предприятия.
* * *
Пятнадцатое апреля тысяча восемьсот девятого года. Лондон, Великобритания.
— Ты знаешь, Панайотис, Плетнев был не прав. Не такой уж Лондон афедрон, — услышав ставшую знаменитой шутку времён битвы за Сан-Франциско, молодой грек засмеялся. Они прибыли в столицу Британской империи позавчера. Позади осталось путешествие вдоль угрюмых берегов Норвегии, и такое же неприветливое Северное море. Впереди калифорнийские корабли ждала неделя отдыха.
— Господа, о чём вы? — спросил Лисянский, — на фрегате я постоянно слышу сравнение Лондона с задницей, но не понимаю к чему оно.
— Эта старая шутка. Перед боем с англичанами мистер Гамильтон послал их парламентеров, а когда лейтенант Берг спросил куда, Плетнев ему ответил.
— Действительно смешно. Но меня больше интересует не солдатский юмор, которому Гамильтон не чужд, а его пушки.
— О, эти малышки достойны не просто рассказа, а целой поэмы.
— Я уже наизусть знаю всё, что вы можете о них сказать, мне не терпится увидеть это чудо своими глазами.
— Даст Бог, скоро увидите Юрий Федорович.
— Очень на это надёюсь, Николай Петрович, а теперь прошу меня извинить, пойду отдыхать, — Лисянский кивнул обоим собеседникам и вышел.
— Теперь, когда мы вдвоём, — сказал Резанов Панайотису, — ты можешь сказать, в чём заключалось поручение Гамильтона. Ты же не зря целый день пропадал в городе?
— Всё верно Николай Петрович, теперь уже можно.
— И что же это было?
— Вчера я на имя господина президента я открыл три счета в крупнейших лондонских банках. На общую сумму пятьсот тысяч гиней.
— Гиней? Что ж, это логично. Фунты или, упаси Бог, шиллинги для торговцев и простолюдинов. Президент Гамильтон помимо всего прочего еще и маркиз. Он, как и любой аристократ должен оперировать гинеями. Но откуда такая фантастическая сумма? Я что-то не заметил у тебя сундуков с золотом.
— А у меня и не было золота. Мистер Гамильтон в качестве обеспечения передал мне это, — с этими словами Панайотис достал из внутреннего кармана мешочек и высыпал из него три колумбийских изумруда, — я использовал эти камешки. Это всё что осталось.
— Ох, ты ж… откуда они?
— Мы их подняли около побережья Флориды еще в четвертом году. Как вы понимаете, нигде кроме Лондона эти изумрудны выгодно не продать.
— И много их мистера Гамильтона?
— Думаю, вам лучше спросит у него.
— И как мистер Гамильтон планирует тратить эти деньги?
— А вот этого я не знаю. Но зная нашего президента, могу догадаться что на найм учёных и инженеров для Калифорнии. Но никаких инструкций господин президент на этот счёт не давал. Думаю, этим займется наш будущий посол.
— Англичане не дураки, просто так их лучшие умы к нам не поедут.
— Поэтому и такая сумма.
— Что ж логично.
— Вы тоже говорили о каких-то планах на Лондон. Как у вас продвигается дело.
— Завтра узнаем. У меня назначена встреча. Если всё пройдет удачно, нам придётся потесниться.
— Николай Петрович, побойтесь Бога!
— Друг мой, уверяю, мистер Гамильтон будет очень доволен.
* * *
"Так, мне сюда" — Николай Петрович сверился с адресом и подошёл к двери большого старинного здания, стоящего на Уйтхолле, недалеко от площади короля Вильгельма Четвертого.
— Добрый вечер, сэр.
— Мне сказали, что здесь я могу найти свободный оркестр?
— Всё верно, сэр. Думаю, в холле тот, кто вам нужен…
— Здравствуйте, — поздоровался Резанов с мужчиной, на которого указал швейцар, — мне сказали, что здесь я могу нанять оркестр, это так?
— Да, всё верно, сэр, простите, не знаю вашего имени. Только вам нужен не я наш дирижёр и по совместительству концертмейстер, давайте я вас провожу.
К удивлению Николая Петровича, дирижёром оказалась женщина. Средних лет, с острым, даже колючим взглядом поверх новомодных очков с дужками. Ей явно было всё равно, что о ней подумают окружающие, ничем иным нельзя было объяснить, что вместо сложной прически, принятой в обществе, её ярко рыжие волосыбыли собраны в простой хвост. В руках дама держала нотную партитуру, а её шею украшало серебряное колье с несколькими алмазами.
"Да, ей самое место в свободолюбивой Калифорнии, а не здесь, в чопорном Лондоне" — подумал он, пока музыкант что-то тихо объяснял незнакомке, время, проведённое на берегах залива Сан-Франциско, научило Резанова не удивляться ничему, что может он увидеть.
— Значит, вы хотите нанять мой оркестр?
— Простите, мадам, не знаю вашего имени.
— Хлоя Сомерсет, мисс Хлоя Сомерсет.
— Прошу простить мою бестактность. Граф Николай Резанов, к вашим услугам.
— Приятно познакомится господин граф.
— Взаимно мисс Сомерсет. Да, я хочу нанять оркестр.
— Простите граф, у вас странный акцент. Вы итальянец?
— Русский.
— Даже так? Неужели в вашем Петербурге мало музыкантов.
