выложим при таком-то дожде.
Но стрелять ему не пришлось: еретики, увидав, что им навстречу вышло больше людей, чем у них, тут же развернулись и пошли обратно к лескам, что тянулись вдоль течения реки. Только кавалеристы еретиков – а их было человек сорок, – которые поначалу были почти в миле от генерала, осмелились подъехать ближе. Так близко, что стали разглядывать Волкова и его людей. При генерале было всего два десятка всадников, вот враг и наглел.
– Коты Люцифера, куражатся! – злился Роха такой их наглости и кричал своим подошедшим уже людям: – Эй, ребята, полталера тому, кто сможет хотя бы выстрелить по ним!
Желающие, конечно, нашлись. Сразу несколько мушкетёров – аркебузы до всадников врага не достали бы – вышли вперед; они под плащами, пряча стволы от холодных капель, заряжали мушкеты и по готовности клали их на упоры, а товарищи этих стрелков накрывали порох на запальных полках от дождя шляпами, чтобы вода его не заливала.
Фсс-пах!
Выстрелил первый, а за ним ещё трое мушкетёров смогли под дождём произвести выстрелы. Хоть и было далеко, но крупные мушкетные пули долетели-таки до противника. Одна лошадь встала на дыбы, видно, её задело. И всадники сразу стали разворачиваться. А вслед им летели крики, вспоминающие их хозяина-дьявола, и обещания отправить их к нему в скором времени. На том дело и разрешилось. Солдат, что промокли и промёрзли в секретах и заставах, сменили свежими людьми, а генерал дал приказание всем возвращаться в лагерь. И, видя, что в его присутствии надобности уже нет, поехал туда первый, надеясь снять доспех, промокшую одежду и уже отобедать. Но у самого лагеря ему встретился большой конный отряд, выезжавший из Гернсхайма. И над отрядом, не очень-то и гордо из-за дождя, скорее висел, чем реял, стяг Его Высочества.
– Никак маршал лично выехал на осмотр полей, – заметил Роха.
– Точно он, вон его красная лента, – через дождь разглядел маршальский шарф молодой Максимилиан.
Так и было, Волков поморщился, поняв, что тепло, сухие сапоги и обед опять откладываются, поморщился и поехал навстречу кавалеристам.
– Дорогой друг, что тут у вас происходит? – сразу спросил маршал, когда генерал со своими людьми приблизился к нему. Он и его окружение были явно удивлены, видя, как в лагерь возвращаются пехотинцы и стрелки.
– Ничего, что могло бы вас заинтересовать, господин маршал, – вежливо отвечал Волков. – Безбожники выслали малый отряд сбить наши заставы, мы вышли им навстречу, и они отступили обратно. А к нам поехала их кавалерия.
Офицеры, ехавшие с маршалом, чуть оживились, а правая рука командующего, начальник его штаба генерал фон Эберт спросил заинтересованно:
– Была стычка?
– Нет, зря только вылезал из-за стола, мои мушкетёры выстрелили пару раз, разбойники ретировались.
– Прекрасно, – произнёс цу Коппенхаузен. – Кстати, барон, приношу вам мою благодарность за пленного.
– Он не очень много знал, но пришлось взять, что было, – скромничал Волков.
– О, не скромничайте, вы оказали общему делу большую услугу, взяв в плен одного из Левенбахов.
– Из тех самых Левенбахов? – удивился генерал. – Он назвался каким-то… – он не мог вспомнить имени пленного.
– Ригсфельде, – напомнил ему фон Эберт. – Это одно из колен дома Левенбахов, очень влиятельная семья. Эта фамилия – истинные вожди еретиков. Неугомонные.
– Ах вот почему он спрашивал меня про мой шатёр, – сказал Волков и повернулся к своем роскошному шатру, который, находясь на вершине холма, даже в дожде выглядел по-королевски.
– А это ваш шатёр? – поинтересовался маршал, и все офицеры стали смотреть на холм. – Хорош! А он в цветах Левенбахов, кажется, их цвета – пурпур и золото. Он имеет к этой семье отношение?
– Я взял его в трофеях у одного из Левенбахов лет шесть назад в Фёренбурге.
– А что случилось с его хозяином? – спросил кто-то из адъютантов маршала.
– Он был излишне храбр, – опять скромно отвечал генерал.
Все понимающе кивали головами, а цу Коппенхаузен совсем по-приятельски и говорит:
– Мы едем осматривать поле за деревней, мои офицеры говорят, что там неплохая позиция, прошу вас и ваших офицеров присоединиться к нам, барон.
– Конечно же, – отвечал Волков.
А сам при том думал о петухе в вине, что смастерили ему на обед Гюнтер и Томас, о горячем вине с драгоценной корицей, а ещё о сухой одежде и жаровне с углями, к которой можно с таким удовольствием вытянуть ногу.
Дождь кончался и начинался, а маршал с господами генералами и офицерами всё не уезжал с поля. Возле каждого холма они останавливались и даже въезжали на него. Считали шаги вправо и влево, смотрели и обсуждали. Вставали у овражков, смотрели глубины, прикидывали, пройдёт ли через такой овражек пехотная баталия, не потеряв строя, или нет? Задержится ли? Волков был изрядно голоден, он промок и уже замёрз, когда маршал заявил:
– Господа, сражение безбожникам дадим здесь, – он широким, чуть пафосным жестом обвёл окрестные поля, – сейчас я прошу вас разойтись по своим палаткам и подумать над тем, что видели; я жду от вас предложений, а как стемнеет, прошу быть у меня на совете, где мы обсудим диспозицию.
Волков наконец вернулся к себе и первым делом, сняв доспех, переоделся. Потом, конечно же, обед, который по времени уже был скорее ужином. Поел он быстро, ему хотелось посидеть у жаровни, но уже начало темнеть, а значит, нужно было собираться к маршалу. Он вызвал к себе полковника Брюнхвальда, так как намеревался взять его на совет с собой, а как тот явился, так они почти сразу и поехали к маршалу. Волков не хотел опаздывать. Он оказался не один такой; как они потом выяснили, подслушав разговор двух генералов, Дитрих Альберт цу Коппенхаузен терпеть не мог опозданий.
В огромном шатре, который был больше, чем у Волкова, собрались генералы и их штабные офицеры, адъютанты. Всего было человек под тридцать. Господа расселись вокруг большого сборного стола, на котором были разложены листы с изображениями окрестностей. Волков подметил, что холмы и дороги, не говоря уже про населённые пункты, нарисованы в правильных пропорциях. В общем, карта была неплоха. Дорфус одобрил бы. Пока господа рассматривали карту, а слуги разносили им вино, пришёл фон Эберт и сообщил:
– Господа, маршал будет вскорости.
Господа понимающе покивали: подождём. Они пили вино, негромко переговаривались. Гадали, где кому придётся встать.
– Хорошо бы нам встать у нашего лагеря, – тихо говорил Брюнхвальд. – То место нам известно. И для нас удобно.
Волков кивнул, он тоже хотел, чтобы его баталию поставили на левый фланг к реке и холмам, на которых
