– Где он? – вымолвил кто-то с хрипотцой. Я стиснул зубы – так меньше трещала голова.
– Да хрен с ним, – сказал другой, – не нужен нам этот мужик. Пусть живет… если выжил, конечно.
– Эй, командир, тут еще баба была! – выкрикнул кто-то из глубины острова. – Не видно ее что-то!
– Отставить бабу! – проорал командир. – Пусть живет! Нам мальчишка нужен! Бабай, отвечаешь за него головой! Чтобы ни одна волосинка с парня не упала! Уходим, парни! Хватайте этих доходяг – и вниз!
По-видимому, я все же отключился. Впрочем, ненадолго. Когда я очнулся, посетители еще не покинули остров. Я вспомнил все и чуть не взвыл от отчаяния. Но боевая энергия иссякла. Я вертелся, выкручивался из теснины, пополз внутрь рассеченной пополам скалы. А толпа уже спускалась в восточную бухту. Их было не меньше дюжины. Мычал и брыкался Кузьма, которого сунули в мешок. Стонали раненые – их волокли и покрывали матом. Четверым я точно накостылял. Но это было слабое утешение. Я выползал из расщелины – весь ободранный, побитый, униженный.
– Извини, братан, мы тут немного натоптали! – простодушно гоготнул какой-то остряк.
Я уже не успевал ворваться в дом, схватить автомат и перестрелять их к чертовой матери. Да и куда стрелять в этой темени, в Кузьму попаду… Ноги закручивались, я брел, как пьяный, спотыкался, насаживал ссадины на коленки. Прибежал Молчун, начал виться под ногами, трус несчастный… Я пока еще не задумывался, что это было, блуждал сомнамбулой. В восточной бухте кряхтел, разогревался двигатель – понятно, что морские бандиты прибыли сюда не на подводных буксировочных аппаратах…
Подвернулась нога, я взревел от боли… и вернулся в чувство! Прояснилось в голове. Бандитов в центральной части острова не осталось, они грузились на судно. Я бросился в дом с пылающей головой. А вскоре уже метался с фонарем. Повсюду бардак, вещи разбросаны, окно разбито, кровь, лестница вдребезги. Мой автомат валялся на полу. Нет, я пока не задумывался, почему бандиты не позарились на еду, на оружие, на Ольгу, наконец! В раю живут, у каждого по семьдесят три девственницы?! Зачем им шпингалет Кузьма – от горшка три вершка?! Я схватил автомат, выбежал из дома, бросился искать Ольгу. Я метался по двору, боясь кричать, потому что бандиты еще не уплыли. Снова что-то переклинило. Я ахнул – Кузьму увозят! Бросился к южной бухте – и застыл. Мотор работал ровно, судно уже не стояло. Нет, я должен был успокоиться. Я сделал глубокий вдох… И обратил, наконец, внимание на истошный лай Молчуна. Он стоял под скалой в паре метров от обрыва и старательно лаял, привлекая мое внимание. Спохватившись, я бросился в те края. Он обнаружил Ольгу, честь ему и хвала! Еще немного, и девушка бы сверзилась с обрыва. Она тоже катилась, когда я ее выбросил из окна, вдавилась в узкую расщелину. Она стонала, щурилась, тщетно пыталась выбраться. Ее зажало. По лбу стекала струйка крови, но, похоже, ничего фатального, царапина. Впрочем, тряхнуло ее качественно.
– Ты кто? – она ничего не видела, царапала ногтями края расщелины.
– Твой до дыр, – пошутил я и начал извлекать ее из теснины с такой осторожностью, словно она была воздушным шариком, а я кактусом.
– Я умираю, да, Карнаш? – вяло шептала Ольга. – Меня так вертело, я, ей-богу, тоннель видела… А может, я уже умерла? И ты тоже?
– Давай поговорим об этом, – ворчал я, – но лучше позднее. Мне кажется, ты торопишься в лучший мир.
– Я не хочу в лучший мир… Я хочу в этом никудышном остаться…
Она пришла в себя, когда я выдавил ее, как пасту из тюбика, и утвердил вертикально. Всполошилась, завертела головой. И было с чего. От восточной бухты, разрезая волну, отделился довольно крупный катер и начал по дуге забирать влево на борт. Вскоре стало ясно, что он обходит остров с северной стороны, движется на запад, к Новосибирску. Мы угрюмо смотрели, как он проходит мимо нас – старое речное корыто, грохочет, словно трактор «Беларусь». На палубе, похоже, никого не было, вся ватага растворилась в надстройке. Вспыхнул бортовой фонарь, озарив пространство перед баком. На нас никто не обращал внимания – подумаешь, две фигуры на фоне ночного неба. Какое им дело до нас?!
– Карнаш, миленький, что происходит? – Ольга вцепилась мне в рукав.
Я слишком долго – преступно долго! – выбирался из оцепенения.
– Походу Гражданская война в Сибири… – натужно пошутил я. – Суки, они Кузьму похитили!
– З-зачем?
– А я знаю?! Вот он, факт! На нас им плевать, а на тебя тем более! Еды им не надо, оружия не надо, им нужен только Кузьма – причем в живом и неизбитом виде! За нашим пацаном пришли, усекаешь? И те, что раньше были, приходили за пацаном! Только те были дураки, а эти умные!
– Но это какая-то абракадабра… – пробормотала Ольга, провожая глазами катер. Корма отчасти освещалась и явно держала курс на запад.
– Точно! – гаркнул я. – Абра! – мать ее! – кадабра! Именно то, что не вмещается в голову!
– И что теперь делать? – мы оба непростительно тормозили.
– Откуда я знаю? – кипел я. – Восстановим резервную копию, объявим в международный розыск…
– Ты куда? – вскрикнула она, когда я бросился к дому.
– Чай с печеньем пить! – рявкнул я.
Я носился по жилищу, запинаясь о разбросанные вещи и предметы обстановки. Дорога была каждая минута. Я не думал о себе, не думал о том, что совершаю очередную глупость. Перед глазами стояла озорная мордашка нашего пацана. Бандит, оболтус, басурман! Но он же ребенок, он свой, родной, мы привязались к нему, как к собственному сыну. И от мысли о том, что какие-то головорезы увозят его в мешке, делалось дурно. Я лихорадочно натягивал теплые носки, ватные штаны, кофту, брезентовую куртку с ватным утеплителем, меховую бейсболку. А Ольга крутилась вокруг меня и не могла взять в толк, чего я задумал. Женщины жуткие тормоза!
– Это ты во всем виноват! – завизжала она.
Просто замечательно – если женщины в наше время ощущают потребность в скандале.
– Знаю, – буркнул я, – это я во всем виноват. Я и исправлю.
– А это зачем? – не поняла она, когда я взвалил на плечи «тревожный» рюкзачок, лежавший в укромном месте за печкой.
– На военные расходы, – передразнил я ее, после чего заговорил нормально. – Постараюсь догнать и выяснить, что за хрень происходит. Душу выну из них за нашего пацана!
– Подожди, – спохватилась Ольга, – я с тобой, – и тоже заметалась по двухэтажной конуре, сгребая в кучу одежду.
– Нет! – отрубил я. – Ты остаешься! Я скоро вернусь!
– Вот тебе! – она выставила сразу два кукиша. – Вы же оба пропадете без женщины!
– Нет! – отрубил я. – Не обсуждается! Война не женское дело! Ты никуда не едешь!
В конце концов, убоится она когда-нибудь мужа своего?
