Во всяком случае, учиться можно и нужно всегда, и всему, и в любое время. Кто знает, что может в жизни оказаться полезным? Взять, к примеру, того же Серегу. По отношению к нему Анатолий вроде как выступал в роли гуру. Читал и цитировал на память наиболее полюбившиеся места из Кропоткина, трепался о мистике, насквозь пропитавшей каждую строку «Мастера и Маргариты». Сначала тот поддавался туговато, но потом что-то в нем скрипнуло, и пошло-пошло-пошло… Сперва искра какая-то зажглась в глазах, потом он стал у Толи книжки одалживать. Потом сам себе купил на получку. И при этом Толя ни разу не удосужился поучиться у друга механике.
А ведь если положить на одну чашу весов навыки Аршинова во взрывном деле и талант к механике Сергея, а на другую – непоколебимую Толину уверенность в том, что путь, указанный Кропоткиным, – единственно верный, то Анатолию с его князем Петром Алексеевичем в прекрасном новом мире Метро делать нечего. Туго придется. Время теорий прошло, нынче практики нужны!
Анатолий поправил съехавшую набок лямку рюкзака. Взглянул на Никиту. Короткая остановка на Белорусской пошла тому на пользу. Перебежчик больше не сутулился и почти не хромал. А чего хромать и сутулиться? Небось, встретился взглядом со связником, убедился в том, что товарищи не собираются оставлять его на растерзание анархистам, и теперь преспокойно продолжает выполнять свою миссию. На родном Проспекте Маркса Никита сдаст диверсантов с потрохами и получит какой-нибудь орден Боевого Красного Знамени.
Анатолий тряхнул головой. Идти на задание с такими мыслями нельзя. Как командир, при таких подозрениях он должен дать приказ о возвращении на Войковскую. Или… Что, если остановиться и прямо здесь вытряхнуть из Никиты душу? Перебежчик не производил впечатления несгибаемого борца за светлые идеалы. Если хорошенько поднажать, как миленький заговорит.
Нет!
Нестор верил Никите, а ставить под сомнение умение Батьки разбираться в людях Анатолий не мог. Не имел права. Чином пока не вышел. Анатолий вздохнул. А как, черт побери, было бы уместно сейчас засадить пухлощекому предателю промеж рогов!
Впереди послышался хруст щебня под чьими-то ногами. Луч фонарика выхватил из темноты два силуэта – маленький и побольше. Группа остановилась. Рука Анатолия автоматически метнулась к поясу, ладонь сжала ребристую рукоятку пистолета. Мозг мгновенно зафиксировал картину: Анатолий точно знал, что видел женщину, державшую за руку ребенка. Мамочка? Но разве это привидение не должно было слоняться в туннеле между Охотным и Тверской? Это ведь Обходчик, по легендам, имел право разгуливать, где ему вздумается, а Мамочка не должна была покидать свой предел…
Встретить призрак в компании шести рослых ребят было, конечно, значительно приятнее, чем столкнуться с ним в одиночку. А еще лучше бы не признаваться ни себе, ни другим, что ты вообще хоть на секунду поверил в эти глупые байки о привидениях.
Луч фонарика скользнул по стене и утонул во мраке прямоугольного дверного проема. Стальная, насквозь проржавевшая дверь подсобки болталась на одной петле и едва заметно покачивалась. Тот, кто спрятался внутри, очевидно, зацепил ее. По Толиному знаку группа встала полукругом и медленно двинулась к двери.
Никого там не будет. Призраки подстерегают одиноких путников. Как и диверсанты, привидения не любят свидетелей. Растворятся в темноте, и все. «Что же это я, – спросил себя Анатолий, – неужели все-таки верю?»
Вопреки ожиданиям, Мамочка и ее сынок не исчезли. Когда фонарь осветил помещение площадью всего в несколько квадратных метров, все увидели нарушителей спокойствия. В дальнем углу за перевернутым стеллажом, согнувшись в три погибели и прикрывая собой мальчика лет пяти, пыталась спрятаться женщина. Ее некогда коричневое пальто местами выцвело и сделалось розово-пегим, а о том, что воротник был когда-то рыжим, напоминали только редкие клочки свалявшегося меха. Женщина дрожала от страха. На приказ Анатолия выйти в туннель ничего не ответила.
Мальчик оказался смелее. Он вырвал ручонку из материнской ладони и вышел на середину комнаты. Существо, больше походившее на испуганного, но любопытного зверька, было облачено в кургузую, украшенную множеством разноцветных заплат, куртку. На нем были слишком короткие брючки и огромные, на несколько размеров больше, чем требовалось, ботинки. Слипшиеся в сосульки русые волосы выглядели, как иголки ежика. Ослепленный ярким светом мальчик прищурился, но, рассмотрев Анатолия со товарищи, улыбнулся и вытянул вперед грязную ладошку:
– Подайте, люди добрые, на пропитание.
Толя сделал шаг к мальчику, собравшись погладить его по голове, но женщина неожиданно издала сдавленное рычание и, перемахнув через стеллаж, одним прыжком оказалась между ним и мальчиком. Еще в прыжке она вскинула руку, и если бы Анатолий инстинктивно не попятился, то острые ногти, несомненно, располосовали бы его щеку. Женщина тряхнула седыми космами и подняла лицо. Анатолий сделал еще один шаг назад. Защитнице мальчика было лет тридцать, и нестарое еще лицо странно, нехорошо сочеталось с пепельными волосами… Будто однажды она увидела что-то, от чего мигом поседела. Черты ее лица можно было назвать правильными, если бы не уродливый вертикальный шрам, идущий от левого глаза до края губы. Но больше всего пугали глаза – глубоко запавшие, словно смотревшие из бойниц. Они, как и волосы, принадлежали старухе, а не молодой женщине. В этих глазах читались и непонятная сила, и смесь тайного знания с откровенным безумием. Выдерживать такой рентгеновский взгляд дольше нескольких секунд было невозможно. Анатолий молча уставился в пол.
– О-о-о! Вы все сдохнете! – заговорила женщина нараспев. – Это говорю вам я – любимая ученица Зверя! Вы умрете совсем не так, как рассчитываете! Не в теплых палатках, обжираясь колбасой! О нет! Зверь придет за вами, обовьет своими щупальцами и утащит туда, где рождается мрак. Он заставит вас спуститься по черным ступеням боли в Храм Страданий! Он скует ваши члены адским холодом и начнет пожирать с ног, медленно, очень медленно добираясь до головы! Это предрекаю вам я – избранница, которой Зверь коснулся своим перстом, пометил когтем и оставил в живых! Истинно, истинно говорю вам: умирать будете долго и миллионы раз пожалеете о вонючей крысе, которую отобрали у голодного мальчика!
Закончив свою речь, женщина сунула руку под лохмотья и швырнула к ногам Анатолия скрюченный от огня трупик крысы. Затем завалилась набок, закатила глаза и забилась в конвульсиях. Тело несчастной вытянулось как струна, потом обмякло, а на губах появились пузыри пены. Мальчик опустился на корточки, поднял бессильно упавшую на пол руку женщины и прижал ее к щеке.