— Фиг его знает. Он нас вытащил, я думал у него все спланированно, а теперь мы, как выброшенные на улицу котята, за которыми охотится стая голодных псов.
— Вадим? Ты куда уехал? Нам что делать здесь? — Сахаров включил рацию и пытался связаться с Воеводовым, но в эфире только тишина.
— Он, что бросил нас? — Саша обхватил голову руками и начал нарезать круги вокруг машины. — Твою мать, твою мать, твою мать!
* * *
Свет фар выхватил из темноты дорожный знак «Бетта». Поселок погружен в темноту, ни малейшего намека хоть на какое-то освещение. Дорогу замело мусором. Как в западных фильмах про города призраки. Ни души. Возвращаться тяжело. Час, как выехал из дома в Геленджике — забирал необходимые вещи, а тяжелый осадок воспоминаний еще давит. И вот опять, только здесь еще хуже. Мама, встреча, начало эпидемии — все навалилось гуртом, добивая последние остатки самообладания.
Проехал до пятиэтажек, спугнув стаю собак, роющихся в мусорных баках. Остановился возле родного подъезда. Панелька, вылитый склеп. Серая, мрачная, угнетающая. Вообще любой населенный пункт сейчас — кладбище. Люди, почувствовав первые симптомы заболевания, делали тоже, что и обычно: постельный режим, обильное питье и лекарства. Сложно было отличить «Пурпурный рассвет» от обычного гриппа или ОРВИ, вот только к вечеру первого дня становилось намного хуже, иногда даже в обед. А на третий — смерть. И сейчас все квартиры, и частные дома — усыпальницы, личный мемориал каждого. Мертвые тела лежат в окружении собственных вещей, мебели и некому их похоронить. Из-за специфики вируса, даже мухи не интересуются трупами. Так они и будут лежать в постелях, пока не истлеют до костей, пока время не разрушит стены и фундаменты, упокоив останки в земле.
Взял уже начинающее остывать тело девушки на руки, достал из кармана рюкзака ключи от квартиры и пошел по лестнице наверх. В подъезде как всегда пахнет сыростью и плесенью, но теперь букет дополнял запах разложения. Тела умерших от «Пурпурного» почти не источали запахов, но домашние животные, умершие от голода, продукты в обесточенных холодильниках, наполнили лестничные пролеты ароматом смерти и тления.
Знакомая до боли дверь. В квартире тихо, затхлый воздух словно не хочет пускать внутрь, толкая в лицо спертой стеной. Дошел до спальни матери, положил Юлю на разложенный диван, на котором она спала. Закрыл глаза, и спрятал лицо, положив её любимую кепку. Отстегнул от «Кедра» магазин и положил пистолет пулемет в руки девушке.
Просидел молча минут тридцать, разглядывая мертвую девушку и решаясь сделать то, что задумал. Тяжело выдохнув, пошел к двери. Из машины забрал две канистры с бензином и фальшфейер. Поднялся обратно в квартиру и вылил все горючее на пол, особо уделив внимание дивану с телом. Открыл окна, чтобы избежать взрыва паров. С лестничной площадки бросил зажжённую сигнальную шашку и отстранился от жара загоревшегося бензина. Пламя обхватило квартиру в считанные секунды, с жадностью поглощая занавески, обои, треща от удовольствия. Посмотрел на скрывшуюся в алых языках Юлю и ушел.
Отогнав машину подальше от загоревшегося дома, залез на крышу приземистого барака напротив пятиэтажки. Наблюдал, как пламя выбило окна, и перекинулось на квартиру этажом выше. К утру половина подъезда выгорит. Достойное погребение. Все же лучше огонь, чем земля и черви.
Образ Юли не уходил из головы. Её вечный оптимизм, умение радоваться мелочам. Грядки посадила, планировала, надеялась, даже тогда, когда весь мир умер. Черт. В груди — словно вбили кол и вращают, накручивая на него внутренности, как спагетти на вилку. Вспомнил лицо Ефрема, хладнокровно наводящего ствол. По любому живой, бедро только зацепил. Хотя не должен, не должен. Счет теперь к нему есть. Поквитаться надо. Да и не только с ним, вообще со всей это братией рассветовской. Выбрали же себе название — «Рассвет», прямая аналогия с «Пурпурным», или настолько наглые, или просто поржать. А вместе со всеми ублюдками в серой форме, еще и малолетку эту, Леру. Тварь. Осталась бы просто в общине, но нет, мало того, что растрепала, так еще и помогла. Не должны такие люди жить. Что вообще за тупая закономерность: хорошие умирают, а мрази живут дольше всех. Надо вносить свои коррективы и переписывать правила. Исходя из тотального абзаца, произошедшего на Земле, Бога или нет, или ему глубоко плевать на человечество. Так что лишний десяток отправленный к праотцам ничего не изменит. Не в первой, давно уже перешагнул за сотню, и перестал считать тех, у кого жизнь отнял. Случайные жертвы? Как говорят: лес рубят, щепки летят. Тем более, кто? Безвольные бараны, готовые променять свою свободу на пищу и кров. Не способные самостоятельно решать и боящиеся ответственности, как огня. Что ценного в таком стаде? Ничего, банальная биомасса, способная днем работать, а ночью размножаться. И если несколько случайных человек попадет под жернова, не велика потеря.
Вспомнил Султана, но каких-либо эмоций не испытал. Пусть остается с пацанами, главное, чтобы они не сунулись обратно в «Рассвет». Иначе, лишних жертв будет больше, а этих ребят — жалко, может из них что-то толковое выйти. Нормальную селекцию прошли.
— Ну что, погнали. — Сказал сам себе, залез в машину и вдавил газ, поднимая облако пыли из-под колес.
Глава 4. Стив
9 июля.
5.20 по московскому времени
Поселок Кабардинка
Начинало светать. Сквозь плотную пелену серо-фиолетовых туч, еле пробивалось предрассветное зарево. Стив, сидящий на свернутом спальном мешке возле машины, наконец-то смог рассмотреть поляну. Небольшая, метров пятнадцать в диаметре, прямо на склоне горы. Слева, в дальнем конце, лента фундамента, начинали строить дом, только уже никогда не закончат. Поверх деревьев открывается вид на часть поселка, прижимающуюся к береговому обрыву. Община как на ладони. За небольшим кустарником — ящик мин, труба миномета и станковый гранатомёт. Рядом сидит потерянный Сахаров. Князева не видно. Почти три часа они сидят на поляне пытаясь связаться с Воеводовым. Прайс встал и решил размять затекшие ноги. Обошел машину и направился в сторону стройки. Издалека заметил фигуру Саши, сидящего рядом с паллетом газоблока. Князев рассматривал в оптический прицел базу. Осторожно подошел.
— Алекс?
— Чего тебе? — Бросил Князев, даже не поворачиваясь.
— Что высматриваешь?
— Куда они детей заперли хочу увидеть.
— Бесполезно. По любому в штабе или в зданиях где ни будь. Что там вообще происходит?
— Плохо видно. Суеты уже нет. Пожар потушили. Но досталось им знатно. А у тебя интернет не работает?
— Не интернет, а подключение к сети базы. Надо проверить. Они вышку только поставили, не знаю, какое там оборудование. Хотя могли направленные антенны поставить, и широкодиапазонные, чтобы к дальним постам подключаться.
— Блин, как она там, если её хоть кто-то пальцем тронет, порву нафиг. — Саша поерзал, сплюнул под ноги, не отрываясь от прицела. — Если подключишься, сможешь посмотреть по камерам? Убил бы, за то, чтобы увидеть её сейчас.
— Секундочку. — Стив достал из кармана смартфон, открыл галерею и нашел фотографию, сделанную ночью перед патрулем и протянул. — Вы так мило спали, я не удержался и сфоткал.
Князев молча взял телефон, посмотрел на фото. Отложив ствол в сторону, второй рукой увеличил изображение. Прайс готов был поклясться, что увидел проступившие слезы на глазах Саши.
— Что встал, иди быстрее, смотри. — Рявкнул Князев, стараясь скрыть эмоции.
Стив вернулся к машине. С замиранием сердце открыл рюкзак — пронесло, ноутбук не задели. Посмотрел на накрытое тело Ларисы, вздохнул и развернулся. Увидев перед собой крупное существо, испугался и выронил лэптоп.
— Fuck.
Алабай стоял, и рассматривал американца, без агрессии, с любопытством. Подошел тихо, трава скрадывала звуки шагов.
— Он и тебя тут оставил? Султан, да? — Стив протянул руку, но собака отшатнулась, чуть оскалив зубы. — Понял, понял, не лезу. Ты так больше не подкрадывайся.
