Ознакомительная версия.
– Папа, ты здесь?! – еще более взволнованно крикнула Каролина. – Папа, ответь!
Я хотел было попросить ее не шуметь – и так ясно, что дядя Наум куда-то запропастился, – когда из-под громоздкого пульта терминала раздался грохот и оттуда, уронив кресло, словно выгнанный из норы грызун, выскочил всклокоченный Кауфман. В руке у него находилась отвертка, а в зубах был зажат микролайтер – видимо, Наум Исаакович подсвечивал самому себе под пультом. Выплюнув лайтер и уронив отвертку, брошенный нами на произвол судьбы месяц назад дядя Наум обрадованно закричал и кинулся к дочери, которая при виде его моментально расплакалась от счастья. Растроганный Наум Исаакович тоже не сумел сдержать слез. Обнявшихся отца и дочь совершенно не волновало, что сейчас на них смотрят одиннадцать маршалов, включая меня. Я же ощутил несказанное облегчение и вполне естественное желание заключить в объятия обоих Кауфманов, однако сдержался – это была их семейная радость, да и не по мне такие сантименты.
Пока отец и дочь радовались долгожданной встрече, мы с маршалами столпились вокруг Хатори Санада. Фишер и компания напрасно переживали: арбитр не покончил с собой, как могло показаться вначале, а всего лишь пребывал в глубокой отключке. Обстоятельство это выглядело довольно странным. Я почему-то не предвидел такой исход – Хатори обязан был предстать перед нами либо живой, либо мертвый. Ну, в крайнем случае умирающий, если совершил самоубийство незадолго до нашего вторжения. Но чтобы вот так – лишившись чувств, словно впечатлительная барышня…
Под ботинками что-то захрустело. Я сразу же обратил на это внимание, потому что чистота в зале была идеальной – Санада ненавидел грязь и именно по этой причине крайне редко выходил лично инспектировать пыльные полигоны стадиума. По полу было рассыпано множество каких-то мелких одинаковых предметов, наподобие скорлупы от грецких орехов. Желая получше рассмотреть странный мусор, я наклонился и подобрал одну «скорлупку»…
«Эф-один» – было написано на маленьком полимерном колпачке. «Если у вас возникают затруднения при работе с ручным управлением… проконсультируйтесь со справочной службой, активировав сенсор «эф-один», – всплыл в памяти совет привратника Уильяма, когда он инструктировал дядю Наума, как пользоваться аварийной панелью терминала. Я держал в пальцах деталь от той самой клавиатуры, на которой Кауфман осваивал азы ручного управления.
– Любезный капитан, вы таки не представляете, как я жутко рад вас видеть! – Вопреки моим неоднократным просьбам, дядя Наум принципиально отказывался называть меня на «ты». Он приблизился и, обхватив мою ладонь своими маленькими ручками, энергично затряс ее в рукопожатии.
– Почему же? – удивился я, глядя на осунувшегося и небритого Наума Исааковича. – Очень даже представляю. Я тоже несказанно рад видеть вас целым и невредимым. Что здесь произошло, дядя Наум?
– Ай, что случилось, то случилось, не берите в голову, – отмахнулся Кауфман, но, заметив у меня в руке сенсор от клавиатуры, пояснил: – Мне жутко стыдно за свою горячность, молодой человек, но просто не удержался. Верите, нет, но я бы наверняка сделал это гораздо раньше, если бы не его охрана. – Он кивнул на бесчувственного Хатори. – Но слава богу, час назад вы уговорили этих нелюбезных парней уйти! Тогда ваш бывший босс совсем обезумел: собрался уничтожить терминал, а также стрелять по вас и моей дочери! Неужели вы думаете, дядя Наум допустил бы такое?
– Да уж… – пробормотал я, почесывая в затылке и хрустя ботинками по обломкам клавиатуры. – Пожалуй, следует от лица маршалов выразить вам благодарность за задержание особо опасного преступника…
– И все-таки мне жаль, что я сломал любезным маршалам такую дорогую вещь, – посетовал дядя Наум. – Не ожидал, что она окажется столь хрупкой. Но не волнуйтесь, на работе терминала это никак не отразится. Я уже нашел в резервном отсеке запасную клавиатуру и почти закончил ее монтаж. – Дядя Наум указал на пульт, из-под которого вылез при нашем появления. – А эту я починю, обещаю. Будет еще лучше прежней, вот увидите!
– Не к спеху, дядя Наум, – утешил я его. – Разблокируйте-ка лучше для начала доспехи «Всадников» и моих ребят, а то у них, наверное, уже руки-ноги затекли. А потом немедленно настройте связь с Антикризисным Комитетом.
– Уже бегу! – с готовностью доложил Кауфман. – Ваше слово – закон, а закону дядя Наум не перечит…
– Значит, ты окончательно решил покинуть нас, капитан? – поинтересовался у меня Фишер, когда до него дошли слухи, что я намерен сложить с себя маршальские полномочия. Официально я еще не заявлял об отставке, но пару раз в разговорах с маршалами упомянул об этом.
– Да, окончательно. Поэтому я и отказался принимать присягу, – подтвердил я, глядя на открывающуюся с десятого яруса Пирамиды панораму Западной Сибири. Педантичные клинер-модули давно разгребли здесь все завалы и вычистили мусор, и теперь это была лишь голая ровная площадка под открытым небом. Если бы не пронизывающий ветер и служебные обязанности, я мог бы часами просто стоять и любоваться видом города. – Извини, Даниэль… Для настоящего маршала я слишком злобен и невыдержан. В мирное время таким мизантропам, как я, среди вас не место.
– Очень жаль, – разочарованно поморщился Даниэль. – А я уже собрался назначить тебя ответственным за северо-восточный участок пригорода… Или, может, все-таки одумаешься?
– Бесполезно упрашивать, Даниэль, – отрезал я. – Поздно старому аренному волку переквалифицироваться в кого-то еще. Да и устал, если честно.
– Кстати, утром мы получили сведения о твоей подруге, – спохватился старший маршал нашего гигаполиса. – Она…
– Спасибо, меня уже ознакомили с отчетом, – прервал я его. – Рад, что с Сабриной все в порядке. И благодарен ее новому мужу за то, что он заботился о ней все это время. Сабрина поступила очень мудро, что нашла себе в жизни надежную опору. Без Дитриха ей в этом аду было бы тяжело.
– Что-то на самом деле ты не выглядишь радостным. – От Фишера не ускользнула легкая печаль в моем голосе.
– Почему же? – возразил я и постарался улыбнуться. – Я счастлив, что для Сабрины и Дитриха все завершилось просто замечательно, – и, желая переменить тему, спросил: – Поступили еще отчеты до обеда? Кауфман из Женевы ничего не прислал? Не сообщал, когда освободится?
– Ну, до «амнистии» ему еще далеко. Восстановление раздела «С» в Хранилище Всемирного Наследия приходится производить по крупицам и остаткам копий документов, что еще можно отыскать в Закрытой зоне. Комитет, конечно, не удерживает Наума Исааковича и даже предлагал ему неделю отпуска, но Кауфман сам отказался покидать Женеву, пока не доведет дело до конца. Комитет всячески ему потакает и даже выдал в исключительном порядке «право на жизнь» виртоклону Наума Исааковича. Тот, правда, не столь сообразительный, как его создатель, но тоже существенно нам помогает. Особенно в поиске доказательств существования виртуального Макросовета: у виртоклона отменный нюх на следы своих собратьев… Впрочем, тебе, наверное, все это уже неинтересно. Так чем планируешь заняться в отставке, капитан?
Ознакомительная версия.
