Новой встречи с вражескими кораблями мы не ожидаем. Наша скорость относительно Альфы снизится до нуля через пять часов. Потом мы начнем обратное ускорение. Это займет двадцать семь дней.
Всеобщие вздохи и унылые проклятия. Все это нам уже было известно, так какого дьявола еще раз повторять?
Таким образом, через еще один месяц логических упражнений при постоянных двух g мы получили возможность впервые взглянуть на планету, которую нам предстояло атаковать. Пришельцы из космоса, так точно, сэр.
Она выглядела как ослепительно белый полумесяц, поджидающий нас в двух астрономических единицах от Эпсилона. Еще за пятьдесят астрономических единиц капитан определил месторасположение тельцианской базы, и теперь мы приближались по широкой дуге, выходя им в тыл, масса планеты предохраняла нас от обнаружения. Хотя они все равно нас обнаружили и нанесли три упреждающих удара ракетами, но это только прибавило нам бдительности. Мы были в относительной безопасности, по крайней мере до той поры, когда высадимся на поверхность. Тогда это можно будет сказать только о корабле и его экипаже.
Поскольку планета вращалась довольно медленно — один раз за десять с половиной земных суток,— стационарная орбита для корабля должна была находиться на высоте 150 000 километров. Оставшихся на корабле защищали 6000 километров камня и 90 000 миль пустоты, отделявшие их от врага. Но это означало секундное запаздывание при обмене сигналами между десантной командой и боевым компьютером на корабле. Пока нейтринный импульс проползет туда и обратно, от человека останется мокрое место.
Нам был дан не слишком детальный приказ атаковать базу тельциан и захватить ее, нанести при этом как можно меньше разрушений и взять одного «языка». По крайней мере одного. Ни в коем случае мы не могли допустить захвата в плен наших людей. И в конечном итоге мы и не могли бы сдаться: всего один импульс с корабельного боевого компьютера — и частица плутония в батарее вашего костюма отдаст энергию деления своих ядер со всей 0,01-процентной эффективностью, а вы превратитесь в не что иное, как сгусток очень горячей плазмы.
Мы заняли места в шести посадочных катерах — взвод по двенадцать человек в каждом — и на восьми g покинули борт «Надежды». Каждый катер должен был опускаться своим, совершенно произвольным маршрутом, пока все вместе мы не соберемся в точке встречи, за 108 «щелчков» от базы тельциан. Одновременно с «Надежды» выпустили еще четырнадцать робоснарядов, чтобы привести в замешательство вражескую систему противоракетной обороны.
Посадка получилась почти что идеальная. Один катер незначительно пострадал, вражеский снаряд испарил часть защитного экрана на одной стороне корпуса, но катер по-прежнему мог выполнять задачу, пришлось только снизить скорость, войдя в атмосферу.
Мы тщательно прошли по всем зигзагам положенного нам маршрута и первыми оказались в точке встречи. Только эта точка, как оказывается, находилась на глубине четырех километров.
Я почти собственными ушами слышал, как стратегическая машина в 90 ООО миль от нас скрежещет умственными шестеренками, внося дополнения в свои блоки памяти. Мы же продолжали действовать, как будто шли на обычную посадку на твердом грунте: тормозные двигатели взревели, выдвинулись полозья шасси, удар о воду, еще удар, отскок, удар, погружение.
Возможно, было бы разумно продолжить погружение и опуститься на дно, но корпус не выдержал бы давления воды. Вместе с нами в катере находился и сержант Кортес.
— Сержант, скажите, пусть компьютер что-то сделает. Мы просто...
— Заткнись, Манделла. Молчи и надейся на Бога.— Он сказал «бога» совершенно так же, как говорил слово «рядовой» или «заткнись».
Что-то громко забулькало, потом бульканье повторилось еще раз, и я почувствовал, как спинка кресла слегка надавливает мне на спину: корабль поднимался.
Надувные поплавки? Кортес не соизволил ответить. Или сам не знал.
Но это и в самом деле были надувные поплавки. Мы поднялись почти к самой поверхности — до нее оставалось десять—пятнадцать метров, и там зависли. Сквозь иллюминатор было видно, как ртутным блеском мерцает над нами водяная поверхность. Интересно, подумал я, каково быть рыбой и иметь ясно видимую границу над твоим миром?
Я видел, как в воду плюхнулся еще один катер. В облаке воздушных пузырей он начал медленно погружаться хвостом вперед, пока под каждым дельтавидным крылом не вздулись мешки поплавков. После этого он воспарил до нашего уровня и замер.
— Говорит капитан Скотг. Слушайте внимательно. Берег находится в двадцати восьми километрах от нашего настоящего положения, в направлении базы противника. На берег вас доставит катер. Далее вы будете продвигаться самостоятельно.
Не так уж плохо, разве что придется топать восемьдесят «щелчков» до тельцианской базы, которую предстоит осадить и взять.
Из поплавков был выкачан воздух, мы взлетели на поверхность и без особой спешки, развернувшись цепью, полетели к берегу. Это заняло несколько минут. Когда катер, проскрежетав по каменистому берегу, наконец замер, я услышал гудение насосов, выравнивающих разницу давления в кабине и снаружи. На миг раньше рядом с моим креслом открылся выходной люк лаза. Я выкатился на крыло нашей машины и спрыгнул на землю. Десять секунд на поиск укрытия, я помчался по рыхлому галечному пляжу к линии «деревьев» — каким-то голубовато-зеленым, кривоватым и утыканными иглами кустам, разбросанным довольно редко. Нырнув в шипастую массу, я обернулся и увидел, как взлетают катера. Взлетели на самом деле робоснаряды — поддавшись на сотню метров, они с оглушительным грохотом устремились прочь в разных направлениях. Настоящие катера тихонько уползли обратно под воду. Что ж, возможно, это неплохая идея.
Нельзя сказать, что планета была слишком уж привлекательна, но одно несомненно — здесь куда лучше, чем в том криогенном аду, для которого нас подготавливали. Небо было серебристо-серым, тусклым и монотонным, над морем оно сливалось с туманом, и невозможно было сказать, где кончается небо и начинается вода. Небольшие волны лизали черную гальку берега, при местной гравитации, составляющей три четверти земной, они наплывали и откатывались медленно и грациозно. Даже с расстояния в пятьдесят метров шорох биллионов перекатывающихся камешков громко отдавался в ушах.
Температура воздуха была 79 градусов Цельсия — даже при местном, пониженном по сравнению с Землей, давлении море еще не кипело. Струйки пара поднимались к небу в том месте, где волны встречались с берегом. Как долго выживет здесь человек, не защищенный боекостюмом? От чего он погибнет скорее — от жары или от недостатка кислорода (одна восьмая от земного)? Или его убьют неизвестные микроорганизмы?
