– Делом занят, территорию метит, – одобрительно молвил Петрович, усаживаясь и раскупоривая флягу. – А мы культурно отдохнем. У нас сегодня выходной.
Он плеснул в стаканы. Щедро плеснул, на четыре пальца.
– Это что такое? – спросил Эрик, с подозрением глядя на прозрачную жидкость.
– Это, друг мой, водка. «Аннигиляция», питерского производства. Душевный напиток!
Эрик почесал в затылке:
– А не захмелеем?
– Захмелеть никак невозможно. – Петрович с сожалением покачал головой. – Имплант у нас, модель «Удав-П». Способствует переработке чужеродных белков, жиров и углеводов. Также предохраняет от всякой ядовитой органики и обильных возлияний. Ты с инструкцией ознакомился?
– Ну-у... – в смущении произнес Эрик, – пробежал раз-другой... Без подробностей.
– Подробности как раз самое важное. – Абалаков ткнул справа под ребра, где, поближе к желудку и печени, находился имплант. – «Удав-П», в частности, защищает от алкогольного отравления. На Флоте известен как «похмелин».
– А с чего нам травиться?
– С того, что инопланетные пристрастия могут быть разнообразны, затейливы и весьма опасны. Погляди-ка на него, – Петрович кивнул в сторону фургона, из которого вылез Шихерен’баух. – Видишь, стоит, принюхивается... Хапторы, они такие... спиртное чуют за версту... Тебе об этом в Академии говорили? На лекциях по ксенологии?
Эрик пожал плечами:
– Не припоминаю.
Закончив осмотр площадки, Цезарь бросил взгляд на Шихерен’бауха, но, похоже, сообразил, что перед ним разумная тварь, которую нельзя рвать на куски без разрешения хозяев. Задрав в последний раз лапу, пес улегся в тени катера.
– Я всегда считал, что в академическом образовании имеются большие пробелы. Поистине, теория без практики ничто! – заметил Абалаков, наливая в третий стакан. – Так, займемся практикой! Зови капитана к нашему столу.
Поднявшись, Эрик приложил ладонь к подбородку, вдохнул поглубже и захрипел:
– Приветствую пха Шихерен’бауха. Побед тебе и благоволения владыки! Подойди, чтобы приобщиться к нашей радости! Втроем веселее, чем вдвоем. Подойди и сядь.
Хаптор приблизился, ощупал табурет огромной лапищей, отшвырнул его и уселся прямо на землю. Но и в этой позиции крышка стола пришлась ему не выше колена. Шихерен’баух хлопнул по ней когтистой ладонью и недовольно рявкнул.
– Что он говорит? – осведомился Петрович.
– Что мебель у нас плохая, – перевел Эрик. – Тэды предпочитают деревянные сиденья.
– Неважно, на чем сидишь, важно, что пьешь, – сообщил Абалаков, поднимая стакан. – Ну, за процветание!
Эрику показалось, что он проглотил жидкий огонь: горло обожгло, в желудке вспыхнул и тут же погас костер. Имплант действовал мгновенно, каким-то хитрым способом меняя молекулярную структуру вредных веществ. Обрывки инструкции замелькали у Эрика в голове: квантовый резонанс... расщепление спиртов... разрушение водородных связей... Очнувшись, он уставился на Шихерен’бауха.
Широко раздувая ноздри, тот понюхал горячительное, дождался, пока выпьют люди, и опрокинул содержимое стакана в широко раскрытую пасть. Чуть не поперхнулся, но в следующий миг уже ревел: «Кхашаш!» – и стучал кулаком о кулак. Ментальная волна накатила на Эрика, но в ней не ощущалось привычной неприязни, исходившей от хапторов, только восторг и животная радость.
На шум из фургона выскочили двое, один с метателем, другой с обнаженным клинком. Шихерен’баух махнул им лапой, буркнул: «Назад, ххешуш!» Стражи исчезли.
– Доволен? – поинтересовался Абалаков.
– Очень! Говорит, хороший кхашаш.
– Это что такое?
– Так у них алкоголь называется.
Петрович лихо сдвинул панаму на затылок и кивнул:
– Алкоголем и надо крепить контакты с гуманоидами. Ну, как говорят на Флоте, между первой и второй пуля не должна просвистеть! – Он не спеша разлил содержимое початой фляги по стаканам. – Переведи, голубь мой: за процветание!
– Опять? – усомнился Эрик. – Может, за дружбу?
Инженер хмыкнул:
– Дружбы промеж нами еще нет, рано за это пить. А за процветание – тост вполне нейтральный. Переводи!
– За процветание! – каркнул Эрик и на всякий случай добавил: – Пусть хорошее пойло не кончается никогда!
Они выпили, и Абалаков вытащил из контейнера еще две фляги. Скрутил с одной пробку, наполнил стаканы доверху и произнес:
– В капитане нашем центнера полтора будет. Как думаешь, хватит для него пары фляг? «Аннигиляция», знаешь ли, штука крепкая, шестьдесят четыре градуса... В Питере ее гонят из какого-то марсианского репейника. Слышал я, что эту травку в двадцать первом веке привезли для озеленения Гренландии, и она так хорошо прижилась, что льды потеснила. Однако птички и зверюшки наши кушать ее не захотели, и возникла проблема – угодья-то есть, а как их в хозяйстве использовать? Вот один умелец из Питера решил квас из травки варить, но кваса у него не получилось, а вышло вот это. – Петрович щелкнул ногтем по фляге. – До сих пор делают, а имя того умельца увековечено в названии – водка «Сидор».
– Почему «Сидор»? – удивился Эрик, присмотревшись к наклейке. – Здесь написано «Аннигиляция»!
– Это экспортное исполнение, специально для инопланетных контактов, – объяснил инженер. – Так сказать, намек. Чтобы не забывали про наш аннигилятор. Переведи!
Эрик перевел, но Шихерен’баух, против ожидания, не обиделся, а зареготал, застучал кулаком о кулак. Затем произнес:
– Крепкий кхашаш! Такого Владыки Пустоты не пили! Однако удивляюсь я... – Хаптор сделал паузу, оглядел Абалакова, потом Эрика и рявкнул: – Удивляюсь! Вы, шуча, против меня – хохо’гро! А пьете вровень!
– Что он говорит? – полюбопытствовал Петрович.
– Что мы против него хохо’гро, полное дерьмо то есть, – сказал Эрик. – Удивляется, что пьем не меньше.
Петрович насупился и водрузил на стол еще пару фляг.
– Это мы посмотрим, кто тут дерьмо! У меня не такие крепыши пол соплями подметали! Нальем сейчас по стаканевичу и...
Цезарь вдруг приподнялся и грозно рыкнул. Из-за угла дома появились три охранника с куршутами и неторопливо зашагали к воротам и фургону. Обычно их звери не обращали внимания на землян, но мастиф явно не был человеком – инородное и, несомненно, хищное существо. Куршуты замерли, раскрыв крокодильи пасти и уставившись на Цезаря. Потом один из них щелкнул зубами, встопорщил гребень на спине и устремился прямиком к мастифу. Второй порысил следом. Стол, где сидели Эрик с Петровичем, пришелся им по дороге, так что маневр куршутов вполне тянул на атаку.
Цезарь прыгнул. Веса в нем было сто тридцать килограммов, но на планете с нормальным земным тяготением ваальский мутант двигался с поразительной легкостью. Первого куршута он сбил наземь и мгновенно распорол ему когтями брюхо, затем сцепился со вторым. В воздух полетели клочья темной шерсти, куршут взвыл, но Цезарь, терзавший врага, оставался безмолвным. Такую тварь он видел в первый раз, но боевые навыки подсказывали: нужно перекусить хребет или добраться до горла и брюха. Спину куршута защищал гребень, брюхом он прижался к земле, и мастиф нацелился на глотку.
