— Я буду несколько занят завтра, — неуверенно сказал Лендер.
— Если вы позволите пренебрегать возросшими рисками, то и мы в свою очередь оставляем за собой право в одностороннем порядке пересмотреть величину рисковых выплат.
— Хорошо. Я буду завтра в первой половине дня, — покорно согласился сочинитель и осторожно повесил наушник на крючок.
Усталость брала верх. Завтра будет нелегкий день, подумал он.
Сочинитель Хай Малькольм Лендер машинально взял в руку сундучок копилки с клеймом конторы мэтра Улле. Ключик от серебряного сундучка был у секретаря историка. Встряхнув копилку, Лендер пожалел о своей расточительности. Он часто забывал обменивать векселя, в которых платили ему гонорары, на золотые аникорны и пополнять содержимое копилки. Поэтому почти всегда, когда наступало время страхового взноса и следовало нести копилку к историку, ему судорожно приходилось изыскивать одну–две монеты.
Работа сочинителя сопровождалась определенными рисками, в связи с которыми его страховые выплаты были довольно значительными. А вот гонорары никоим образом не могли считаться крупными, да и зависели от слишком многих факторов. Пересмотр договора управления рисками мог подрубить и без того не блестящий бюджет сочинителя.
Лендер поставил копилку на комод, чувствуя, что близок к панике. Его кредитная история выглядела не лучшим образом. Проблема поиска средств вставала перед ним, как непреодолимая стена, закрывая собою белый свет.
Он знал только одно средство борьбы с паническими настроениями: работа — и немедленно присел к своему бюро, разложил в ряд несколько остро отточенных карандашей, заправил перо и достал стопку линованной бумаги.
Закончив приготовления, сочинитель ненадолго задумался. За сводчатым окном накрапывал обычный в эту пору дождь. Газовые рожки давали достаточно мерцающего света.
Лендер привычным движением отер перо лоскутком кремовой замши, смахнул несуществующую ворсинку бумаги и начал писать:
Цепь таинственных происшествий в Нэнте…
Он подчеркнул написанное аккуратной волнистой линией и продолжил:
…которые останутся в истории, вернее всего, под названием «Дело о человеке–саламандре». По крайней мере, ранняя весна этого года навсегда останется в моей памяти под этим загадочным знаком.
Среди дел, которые доводилось расследовать Альтторру Кантору, не было более волнующего, жуткого и неестественного, чем это дело о человеке–саламандре.
Опустив предысторию, Лендер перешел к сути дела и подробно изложил все события, произошедшие во время гонок паротягачей в Нэнте, после чего отложил перо и просмотрел текст. Приписал в конце несколько интригующих фраз — веди читатель должен с нетерпением ждать следующих публикаций.
Написанное Лендер отошлет в редакцию с утренним курьером. Теперь у него будет три дня для того, чтобы собрать информацию о человеке–саламандре и сделать по–настоящему великолепный материал. Да, к тому времени расследование должно продвинуться еще больше.
— Это будет буря! — сказал себе Лендер. — Настоящая дикая охота — вот что будет описано в этой публикации.
Чутье сочинителя подсказывало ему небывалый успех. Правда, он не догадывался о том, как осложнится теперь его жизнь.
— А ведь интересно… — пробормотал Лендер, зевая, — как быстро Кантор поймает этого саламандра?
Безусловно, в своем сознании сочинитель расставлял совсем другие акценты, нежели Кантор. Лендер почти не думал о беглеце из тюрьмы Намхас. А вот таинственная личность человека–саламандры все более волновала его воображение. Ну и конечно, личность самого Кантора.
* * *
Автопоезд Торнтона Торнтонсона катил и катил по заснеженной дороге, то ныряя в лес, то вновь выплывая на белое поле. Занимался рассвет, и вставало солнце, день близился к полудню, а пассажир, погрузившийся в дремоту, только постанывал и ворочался во сне.
« Умаялся, бедняга», — сочувствовал ему Торнтон, налегая на рулевое колесо.
Торнтон подозревал, что с его пассажиром стряслась большая беда. Но что он мог? Только сочувствовать.
Дорога была трудной. Снегопад кончился, и поля искрились на солнце. Глаза уставали от сияния белизны Но водитель любил свою машину и любил любые дороги.
Хорошо было вот так ехать по заснеженному полю. Хорошо было встречать в дороге новый день. И катить вперед. Вперед и вперед.
Хайд проснулся и некоторое время не мог понять, где находится. Прошлое, возвращавшееся в момент, когда он засыпал, и не отпускавшее во сне, держало, как камень на шее, не давая вынырнуть в реальность.
Наконец он проснулся окончательно, вспомнил события прошедшей ночи, и кошмар реальности накатил на него с новой силой.
А к этому времени уже вышли свежие газеты с заголовками «Таинственное исчезновение Хикса Хайда». И люди Огисфера Оранжа уже шли по его следу.
* * *
Уильям Тизл — председатель милиции города Рэн тоже не имел поводов для счастья, покидая свой кабинет. «Пожелания» столичного антаера, которые передал ему помощник Орсон, оказались возмутительны по содержанию, а тон нескольких строк, написанных на листочке записной тетради, уязвил достоинство председателя Тизла.
Кантор не просто предписывал ему установить круглосуточный пост у загадочной машины в лесу. Он настаивал на том, чтобы постовых было двое, чтобы они бодрствовали и сменялись каждую четверть суток, причем не одновременно, а так, чтобы один постовой сменялся в середине дежурства другого.
Что себе думал этот столичный полицейский? Беспокоился о том, чтобы им веселее было, что ли?
Так мало этого! Он требовал, чтобы в палатку к дежурным был проложен военно–полевой телефон. Да, такая штуковина имеется в арсенале милиции. У них тут не захолустье какое–нибудь! Два телефонных аппарата в деревянных, обтянутых кожей кофрах с вертушками, да несколько катушек проволоки. Только вот кто же знает, как эта штука работает? Как она включается, и все такое прочее. Связистов в городе нет. А если приглашать телефониста от городской компании — то надо либо хорошо заплатить, либо применить власть, а следовательно, испортить с кем–то отношения.
На другом конце телефонной линии столичный антаер требовал посадить еще пару дежурных. Одного для приема экстренных сообщений, буде что, а другого в качестве вестового.
Тизл ничего этого делать не стал. Он решил, что с доставкой экстренных сообщений лучше всего справится человек на лошади. Лошадку он выделил дежурным из своей (личной, не милицейской) конюшни. При этом выписал себе сгоряча из скромного милицейского бюджета небольшую премию за гражданское содействие работе вверенной ему милиции.
