Ничего. Ни следа. Дракон исчез.
— Потерял что-то? — спросил подошедший Сумкин.
— Да… — выдохнул Чижиков. Дракона не было, и внутри будто что-то оборвалось. Возникло острое тоскливое чувство чудовищной потери. — Вроде того. Слушай, Федор, — Котя обернулся к другу. — Глянь мне в глаза. Только смотри внимательно!
— Ну, смотрю.
— Какого они цвета?
— Обычного.
— Одинаковые по цвету?
— Абсолютно! — Сумкин посмотрел на Котю с подозрением. — Слушай, старик, что-то ты меня настораживаешь в последнее время. То вдруг воспылал жаждой знаний, чего за тобой отродясь не водилось, то за глаза волнуешься. А я говорил тебе, говорил: вывихнешь головной мозг — другого потом не купишь. Знания — они, брат, такая вещь, что…
— Да брось ты, Федор! — оборвал его Чижиков. Пропажа дракона подкосила его, мысли путались, холодное отчаяние подкатило к горлу. — Перестань уже ерунду молоть! Говорят тебе: мы в третьем веке до нашей эры! Меня сюда перенесла вот она, — Котя ткнул пальцем в Нику. — А ты, ты откуда здесь взялся? А?!
— Смотри-ка! — вдруг округлил глаза Сумкин, глядя Коте за спину. — Человек!
Чижиков медленно обернулся.
Шагах в пятидесяти от них застыло нечто, весьма напоминавшее по виду человека: сгорбленное, одетое в грязную дырявую дерюгу существо, украшенное длинной, черной и крайне растрепанной шевелюрой, в которой застряли сухие листики и прочий мусор, с жидкой бороденкой и решительно босое. Существо опиралось на не менее его самого изогнутую палку, на шее у существа висели блестящие побрякушки на веревочках. Полуоткрывши рот, в котором хорошо просматривались два одиноких кривых зуба, и вытаращив раскосые глаза, пришелец в полнейшем изумлении созерцал Чижикова и Сумкина.
— Простите, пожалуйста! — обратился к нему Сумкин. — Вы не будете столь любезны подсказать, как пройти на станцию?
Существо затрясло бороденкой, вытаращило глаза еще больше и начало поднимать свободную от клюки руку с растопыренными пальцами.
— Не бойтесь! Мы не сделаем вам ничего плохого, — заверил великий китаист. — Нам просто нужно в город.
— А-а-а-а-а-а!!! — изо всей мочи заорал пришелец и замахал рукой, отгоняя Сумкина прочь.
Существо, воя и икая от ужаса, вознамерилось обратиться в бегство, и тут рядом с приятелями встала Ника.
— Это плохо, — сказала девушка из будущего и быстро нажала пальцем на часики, что были у нее на левом запястье.
Что случилось потом, Чижиков не понял.
Мир внезапно вздрогнул, вспыхнул ярче яркого — Котя от неожиданности даже зажмурился, а когда открыл глаза, пугливого пришельца с палкой нигде видно не было.
— Что? — только и смог вымолвить Чижиков.
Поднебесная, уезд Пэйсянъ, III век до н. э.
На душе у смотрителя Лю было тревожно.
Неладно стало в Поднебесной. Многотрудное строительство и многочисленные работы на благо державы, за коими неустанно надзирало зоркое око великого владыки, день ото дня истощали народные силы. В уезды зачастили гвардейцы, требуя в повинность новых и новых людей; нужды столицы и двора в провианте и мастеровых умножались и умножались. Лю Бан горестно смотрел, как из уезда утекают рабочие руки — кто на отработку повинностей (и возвращались очень немногие!), а кто, не вытерпев гнета, в разбойную вольницу. Если так и дальше пойдет, кто будет обрабатывать поля?
Здесь и там вспыхивали волнения, возникали бунты, и солдаты владыки уже не успевали их усмирять и подавлять. Чуть не каждый день шли известия о нападениях вольных людей на караваны с продовольствием и лодки с зерном, что без конца направлялись в столицу. Выслушивая такие вести с неизменной печалью, Лю Бан уже не мог, как в прежние времена, должным образом исполнять долг смотрителя и обеспечивать необходимый порядок на дорогах и трактах, железной рукой выкорчевывая разбойные гнезда и дотла разрушая станы вольных людей. Ибо с того памятного вечера, когда судьба его в одночасье перевернулась, Лю Бан не был более своему долгу всецело верен. Ведь брат его Лю Кан укрывался сейчас в одном из многочисленных разбойничьих станов, куда сам Лю Бан тайно его и направил.
Да и как быть верным долгу, если в Поднебесной нарастает нестроение, а владыка Цинь не делает ровным счетом ничего, чтобы восстановить великое равновесие, и лишь ужесточает наказания и учащает казни.
Право на правление Поднебесной ускользает из рук императора, и многие тому есть свидетельства!
Позавчера люди принесли весть, что недалеко от столицы видели цилиня — животное редкое, чудесное, являющееся миру лишь в такие времена, когда грядут громадные перемены или волнения: жестокие войны, страшные наводнения или воцарение нового владыки. Рассказывали и о белой сове, которая якобы сидела утром на главных воротах дворца. А в соседнем уезде лошадь будто бы ожеребилась волчонком…
Да что говорить: сегодня среди бела дня в озеро Вэйминху, что в четверти часа пешего пути от уездного городка, коим был поставлен управлять Лю Бан, снизошел с небес в громе и пламени огромный дракон!
Небесный дракон лишил Лю Бана остатков душевного покоя, которого и так недоставало с той самой злополучной ночи, когда в ворота его дома постучал брат, беглый десятник Лю Кан. Эта ночь внесла в жизнь Лю Бана большую и страшную тайну, которая заключалась в маленькой — блестящей и гладкой, слегка покусывающей пальцы — фигурке дракона, что почти насильно вложил Лю Бану в руку в тот памятный вечер Фэй Лун.
Сей непостижимый человек исчез из дома смотрителя в тот же вечер — исчез неведомо куда и с тех пор не возвращался, а дракончик остался. В ушах Лю Бана до сих пор звучали слова Фэй Луна: «Тебе, Лю Бан, суждены великие дела. И поможет тебе в исполнении предназначения древний амулет». Лю Бан пока плохо представлял себе, какие именно и насколько великие дела ему суждены, но в том, что он стал обладателем таинственного древнего амулета, ничуть не сомневался.
Дракончик обладал сверхъестественной волшебной силой, в чем Лю Бан убедился самолично. Случилось это через несколько дней после того, как мучимый судьбой старшего брата, Лю Бан под покровом ночи решился, наконец, отправить его к вольным людям, ибо не находил другого выхода. Прошло время, но никаких вестей от брата смотритель так и не получил, хотя глупо было надеяться, что подобные вести придут в дом государева чиновника — разве что в образе стражников, желающих ввергнуть проштрафившегося смотрителя в темницу.
Лю Бан переживал за брата. Однажды вечером, в уединении с вином и печалью в сердце, он вынул из-за пазухи дракончика, сжал его в кулаке — ибо предмет сей успокаивал смотрителя — и ясно представил себе Лю Кана… Мгновение — и Лю Бан воочию увидел брата: голый по пояс, тот сидел в окружении таких же обнаженных молодцов у костра, что-то ел из чашки, прихлебывал вино, раскатисто смеялся… Лю Бан видел все это словно наяву, только не слышал ни звука: старший брат шевелил губами, но слов было не разобрать. Смотрителя обуял страх, дракончик выпал из его ослабевших пальцев, и Лю Кан тотчас исчез с глаз, как будто его и не было. Лю Бан встрепенулся, привстал: вокруг снова был привычный кабинет, и светильник по-прежнему коптил, бросая на стены причудливые тени, и вино еще не остыло.
